Я забежала в номер и заперла дверь. Не включая света, упала лицом в подушки. И ударилась носом обо что-то твердое. С трудом нащупала выключатель настольной лампочки. На подушке лежала небольшая — чуть длиннее ладони — подарочная коробка с большим бантом. Я развернула помятый носом конверт и вытащила карточку. «Любимая, все говорят, ты очень хорошо пишешь. Я не сомневаюсь, но хочу сам почитать. Поэтому мой подарок состоит из двух частей. Себе я купил тетрадь с упражнениями по русскому языку, а тебе — это, чтобы править мои ошибки. С Новым годом!»

В коробке лежала прекрасная перьевая ручка — одна из тех, которыми не стыдно подписывать многомиллионные контракты.

Я промокнула глаза наволочкой, встала, подошла к двери и отперла замок. Гийом стоял за порогом с трогательным выражением лица, молитвенно сложив руки. Я втянула его в номер, обняла за шею и тихо сказала: «Спасибо».

* * *

Итак, Гийому удалось меня убедить: больше никогда по турпутевке. Он обещал, что следующее наше путешествие дикарями я буду до старости вспоминать с ностальгической улыбкой. — Только никаких спальных мешков! — пригрозила я. — Это может обернуться профнепригодностью. Когда в рабочие обязанности входит проверять собственным телом степень «люксовости» гостиницы и каждая клеточка уже оттюнингована чувствовать нюансы между «Хилтоном» и «Фор Сизонс», ночевка в палатке может стать точкой в карьере — она собьет все настройки. Это все равно что напоить сомелье уксусом или заставить балерину разнашивать туфли на шпильке перед выступлением. Гийом согласился, что у меня очень специфический спектр тем в научно-познавательном журнале, и обещал не подвергать мой тестовый инвентарь рискам кочевой жизни. Наше бюджетное путешествие по Хорватии началось с водевильного совпадения. Служащий посольства, который полтора дня назад отказал мне в визе, оказался моим соседом по креслу в самолете. Позавчера ему не понравилось отсутствие конкретики в том, где я буду ночевать. Чтобы поверить в искренность моих намерений, ему требовались нотариально заверенные приглашения от хозяина апартаментов или, на худой конец, договор с турагенством о размещении. Думать об этих формальностях накануне первого в жизни путешествия дикарем было так же неестественно, как о брачном договоре перед свадьбой. В «диких» мечтах Гийома мы набивались на ночлег к случайным попутчикам, а в особо теплые ночи спали на пляже. Служащий посольства отправил меня домой ни с чем, дав понять, что таким гостям его родина не рада. И угораздило же его поехать навестить родню именно в тот день! На протяжении всего полета я усиленно разглядывала облака за иллюминатором в страшно неудобной позе и даже мотанием головы отказалась от самолетного пайка, ведь, чтобы принять поднос, пришлось бы повернуться к соседу как минимум в профиль. А профиль у меня легкоузнаваемый.

По мере приближения к паспортному контролю в аэропорту Загреба у меня последовательно влажнели подмышки, ступни, лоб и ладони: наверняка мой сосед уже посоветовал коллегам обратить на меня внимание. Я надеялась пройти границу по липовой брони отеля, уповая на пониженную осенним авитаминозом бдительность пограничников. Но морально была готова к депортации.

Юноша в погонах внимательно рассматривал мою блестящую от волнения физиономию. Пропустил? Наверно, визовые офицеры в отпуске тоже люди. И все же я опасливо озиралась вокруг, пока мы договаривались об аренде машины в аэропортовом агентстве.

В багажник «шевроле» были погружены два спальных мешка, палатка и рюкзак в человеческий рост. Я посмотрела на Гийома страшными глазами.

— Это на самый крайний случай, — поспешил успокоить меня он. — Если, например, мы заснем на пляже, а среди ночи пойдет дождь.

Я поежилась от мысли о мокром брезенте и стала отступать в направлении зала вылета.

— Если все пойдет так, как задумано, ты их даже не увидишь! — уверил Гийом и приглашающе распахнул дверцу машины.

* * *

«Самый крайний случай» наступил в тот же вечер.

— У этого Задара даже ни одной толковой достопримечательности, а цены гнут, как в каком-нибудь Брюсселе, — ворчала я, листая путеводитель в непроглядной темноте автомобильного салона.

Мы приехали в стартовую точку нашего автопробега, когда все приличные люди уже спали. Вдоль дороги не стояло ни одной бабушки, желающей добавить к пенсии немного кун[11]из кармана диких туристов.

— Кемпинг? — задумчиво произнес Гийом на втором часу бесплодных поисков ночлега дешевле, чем 80 евро с носа.

— Ты специально, да? — прошипела я. — Специально подстроил, чтобы мы приехали так поздно?

— Ну, давай еще покатаемся, — согласно вздохнул он. — В скольких километрах от города следующий отель?

Я заглянула в путеводитель:

— В сорока. Ладно, к… к… кемпинг.

Но, видно, кемпинги обиделись на недоверчивое к ним отношение и тоже попрятались. В начале второго ночи Гийом между двумя зевками напомнил про палатку, ждавшую своего звездного часа в багажнике.

— У тебя навязчивая идея уложить меня спать в мешок, — проворчала я.

— Дорогая, я просто хочу выспаться! Не хочешь палатку — давай просто припаркуемся на обочине и поспим в машине.

Спать в машине — ну уж увольте! Я дала слабинку… и «добро» на палатку.

Час у палатки выдался в буквальном смысле звездный: Гийом ставил ее на пустоши вдали от городских огней, и яркие звезды наблюдали за его сизифовым трудом. Он боролся с металлическими прутами, которые должны были составить каркас нашего пристанища. Пруты выгибались, ломались и исподтишка кололи его в попу и живот. Он ругался, умолял, сдавался, плевался и снова брался за дело. Палатка торжествовала.

Я, надувшись, сидела в машине и думала о своей несчастной женской доле. Где, на каком жизненном перекрестке я сделала неправильный выбор? И почему продолжаю идти этой сомнительной дорогой, на которой приходится спать в спальном мешке посреди чиста поля? Только ради этих плеч. Эти плечи обещают, что их обладатель защитит свою женщину от дикого кабана, убьет для нее мамонта и построит дом из ничего. Ну и пусть дом будет построен к первым лучам солнца, когда женщина будет видеть десятый сон на заднем сиденье машины. Это частности, о которых не упоминают в романах.

* * *

В Трогир, этот Сен-Тропе хорватской Ривьеры, мы добрались к ужину следующего дня, и больше, чем есть, нам хотелось только холодного пива. В воздухе пахло жареной рыбой, в бухте покачивались спящие яхты, мы сновали по плохо освещенным улочкам старого города от одного пригвожденного к стенке меню к другому. Наконец голод загнал нас в ресторан с тремя многообещающими эмблемами путеводителя «Рутар»[12]на входной двери. Внутри собрались, наверно, все туристы, бывшие тем октябрьским вечером в Трогире. И все они живо, с элементами пантомимы, обсуждали меню. Оно и понятно: названия блюд хоть и были заботливо переведены на английский, но, похоже, даже сами англичане не знали, что скрывается за этими названиями.