– Я вас не понимаю, – без всякого выражения на узком бледном лице отвечала ей Маринка.

Римма Олеговна думала, что поставила капкан, но на самом деле капканы были расставлены на саму Римму Олеговну. Вечером Маришка перескажет этот разговор мужу, а тот – чистая душа! – взбесится от одной мысли, что родная мама могла сказать такие вещи о нем! Он не кобель какой-то, он любит жену!

«Разговоры» с невесткой вскоре прекратились, потому что не приводили к скандалам, а ведь именно этого так хотела Римма Олеговна! Сюжет в ее измученной приливами злой крови голове складывался такой: Римма Олеговна выводит невестку из себя, та злится, орет, ее слышат окружающие, она оскорбляет Римму Олеговну. И тогда Римма Олеговна объявляет Мише – или я, или она! Мальчик выберет маму, потому что как иначе? А Маринка пусть убирается куда хочет!

Теперь по поводу и без Римма Олеговна демонстративно хваталась за сердце: ах, Марина ее в гроб сведет! Прием безукоризненно действовал на Дмитрия Петровича, но не на Мишу: он советовал прилечь и предлагал вызвать скорую. Этого Римме Олеговне было не нужно – врач сразу поймет, что удары ее сердца не участились ни на один удар в десять минут! Тогда она запиралась в своей комнате и плакала, причитала, казня себя за слабовольное согласие на женитьбу сына на этой двуличной подлой девке.

После слез ей действительно становилось нехорошо, но в новый приступ уже не поверил бы даже Дмитрий Петрович.

Распаляя себя все сильнее, уважаемая дама вдруг стала ощущать, что временами у нее кружится голова, немеют губы, иногда – правая рука. Она была уверена, что все дело в позвоночнике, и даже нанесла визит мануалисту, но массаж не помог ей избежать инсульта.

Все случилось в одну прекрасную мартовскую субботу. Дмитрий Петрович отзавтракал раненько утром, оделся в старые шерстяные брюки, накинул куртку, взял приготовленные заранее рыболовные снасти и отчалил на рыбалку. В это время года рыба в водоемах, окружавших Гродин, не ловилась, однако Дмитрий Петрович знал, что супруга таит на душе отчаянный план побелить потолок на кухне, а посему надо было исчезнуть с ее глаз скорее – пока не припахали.

На свою беду Римма Олеговна проспала уход мужа. Этой ночью она долго не могла уснуть, шумело в голове, тревожили мысли о невестке, забыться удалось только под утро. Перед самым моментом просыпания Римма Олеговна увидела своего сына маленьким мальчиком…

Сон напомнил давнишнюю печаль – отсутствие внуков.

«Ах, если бы Миша выгнал эту бесплодную хамку, – тоскливо подумала Римма Олеговна, – да женился бы на хорошей девушке. Она родила бы мне внука!»

Дама встала с постели, набросила на ночную рубашку халат и направилась в кухню. Неожиданно Римму Олеговну окрылил новый план, и, как ей показалось, очень перспективный: раз муж ушел, то потолки белить будет невестка! Пусть потрудится хоть немного в квартире, где живет столько лет.

Поразмыслив еще немного, она поняла, что, пожалуй, белить сегодня не стоит. Голова Риммы Олеговны побаливала, в ушах по-прежнему шумело, а ведь придется помогать этой неумехе, нагибаться, закидывать голову.

Вместо побелки лучше заставит-ка она свою невестку помогать на кухне целый день. Зачем Римма Олеговна готовит еду для всей семьи сама? Ее не ценят, игнорируют, ее еда не нравится! Теперь пусть и Маринка займется хозяйством. Та, конечно, откажется, радостно предвидела свекровь, а Миша – дома, он увидит, какая на самом деле лентяйка эта Мариночка!

И на этот раз не будет сомнения в том, что права Римма Олеговна! А Маринка поссорится с мужем, и, конечно, он ее выгонит!

Но перспективным планам Риммы Олеговны не суждено было сбыться. Сначала хлопнула входная дверь – ушел на работу сын, а это означало потерю целевой аудитории будущей пиар-акции. И только после его ухода на кухне появилась вялая, с утра растрепанная Маринка, одетая в выцветший хлопчатобумажный халатик.

Римма Олеговна открыла рот, чтобы озвучить невестке график трудовой повинности, но не успела произнести и слова. Бесцветный Маришкин голос уже прозвучал в тишине небольшой квартирки: она равнодушно сообщила Римме Олеговне, что ее вчерашние котлеты вызвали у Миши изжогу, он всю ночь не спал, даже позавтракать не смог. И, не дав пожилой женщине произнести сакральное «Не нравится – жарьте котлеты сами!», Маринка сообщила, что теперь будет готовить себе и Мише отдельно.

«Откуда она узнала?» – театрально схватилась за сердце Римма Олеговна.

И вдруг от слов бессовестной хамки ей стало так тошно на душе, что потемнело в глазах! Перестав видеть белый свет, дама пошатнулась. Ослабели ноги, непрекращающийся шум в ушах усилился, напоминая шелест ветра в кронах каштанов, само собой подогнулось правое колено, и Римма Олеговна медленно осела на пол.

Маринка наблюдала за ней карими блестящими глазами, без единой эмоции на лице, не делая попыток поддержать безвольное тело пожилой женщины. Ее волшебная интуиция нашептывала изумительные вещи – свекровь наконец-то не притворяется, ей действительно плохо! И плохо настолько, что лучше Маринке этого не знать.

План сложился такой: Маринка ушла следом за Мишкой, только кофе выпить успела, а Римма Олеговна осталась дома; Маришка понятия не имела, что Мишиной маме может стать нехорошо…

А когда свекровь, невнятно мыча, уже лежала на полу, Маринка аккуратненько ее обошла, нырнула в свою комнату, где быстро натянула платье, причесалась, подхватила сумку на плечо и покинула квартиру.

Уходя, она кинула взгляд на неподвижное, но еще живое тело с открытыми кричащими глазами. Спонтанное желание помочь Маришка отвергла сразу же, как только оно возникло. Если Римма Олеговна сможет заговорить, она тут же расскажет, что ее невестка и помогать не бросилась, и скорую вызывать не больно торопилась, да и сам приступ у бедной женщины случился именно из-за этой самой невестки. Такого Миша не простит!

Маринка вышла из квартиры, заперла за собой дверь и вернулась домой только после звонка испуганного мужа.

А он обнаружил свою маму около шести часов вечера, вернувшись с работы. Римма Олеговна едва дышала и была без сознания. Мишка вызвал скорую, доктор диагностировал инсульт, больную отправили в реанимацию Первой городской больницы. Врач заметил, что если бы помощь последовала в первые часы после приступа, то прогноз был бы куда более оптимистичным, но в данной ситуации надежд на полное исцеление нет. В больнице Маринкина свекровь пробыла всего неделю, а уже в следующее воскресенье скончалась.

Миша был сам не свой, каялся, что не верил в пошатнувшееся здоровье матери, ругал себя, переживал и страдал. Дмитрий Петрович мучился не менее. Обоим мужчинам единственной опорой стала Маринка. Она готовила им нехитрые блюда, утешала обоих, сочувствовала, сопереживала.

Ей и вправду было жаль мужа и свекра, но смерть дорогой Риммы Олеговны принесла ей незаслуженно много счастья. Выяснилось, что дама кое-что скрывала от своей семьи, а именно деньги. Старший брат свекрови, проживавший бобылем где-то на Севере России, умер в доме престарелых, оставив единственной своей родственнице кругленькую сумму. Случилось это полтора года назад, но отчего-то Римма Олеговна не хотела признаваться родным и близким в свалившемся на нее богатстве. А денег хватало на половину однокомнатной квартиры в Гродине! Если продать двушку Ложкиных-старших, сообразила Маринка, то и свекор, и Миша могли бы купить по однокомнатной квартире.