Впрочем, по натуре я не самоубийца. Во мне еще теплилась надежда на медицинскую помощь и на проводника, который выведет меня наверх, в привычный мир, где все знакомо. Рев водопада по-прежнему не позволял о чем-либо спрашивать Оуну, поэтому я стиснул зубы и велел себе успокоиться. Мы передохнули и ступили на мост; Оуна брела, опираясь на свой лук, я же ковылял с мечом в руке, используя его как посох.

Брызги воды окутывали мост серебристым туманом. Мы прошли совсем немного, когда из этого тумана проступила фигура приблизительно моего роста, вся какая-то деформированная. Оуна прибавила шагу – должно быть, она ожидала, что нас встретят.

Я последовал за ней. Фигура встречающего проявлялась все отчетливее, и внезапно я осознал, что вижу перед собой гигантскую рыжую лисицу, которая стоит на задних лапах и опирается на длинную, украшенную резьбой щегольскую трость. Мало того, на лисице был наряд по моде семнадцатого века. Ни дать ни взять французский дворянин, сплошные кружева и вышивка. Неуклюже сняв шляпу с широкими полями, лисица произнесла несколько слов, которых я не разобрал, и уважительно поклонилась.

С несказанным облегчением, будто убегая из кошмара, я провалился в забытье и рухнул на вибрирующий камень.

Мой мозг, будучи не в силах переварить и усвоить всю лавину обрушившихся на меня новых впечатлений, сделал единственное, что ему оставалось, чтобы избежать саморазрушения. Сознание упорхнуло в страну сновидений, причем сны были не менее фантастическими, нежели реальность, но ими я все-таки мог управлять, хотя бы отчасти. Я снова ощутил небывалый восторг, осознав, что мне подчиняется не один огромный крылатый дракон, а целая стая этих величественных рептилий. Мы взмыли в студеные зимние небеса. Вместе со мной в седле, крепко прижимаясь к моей груди, сидел кто-то, кого я любил всем сердцем.

В следующее мгновение из ниоткуда возник мой двойник и устремился ко мне. Женщина исчезла, исчез и дракон. Мой двойник приблизился, и я увидел, что его лицо перекошено от боли. Из красных глаз текли кровавые слезы. Я вдруг понял, что не должен его бояться. Он вовсе не страшен и нуждается в сострадании. Он вовсе не грозил мне в прежних снах. Быть может, пытался предостеречь?

Видение растаяло, а на меня внезапно нахлынуло чарующее ощущение абсолютного здоровья и благополучия. Как если бы я родился вновь, целый и невредимый. И мое рациональное сознание, насладившись мигом блаженства, медленно вернулось к действительности.

Я могу признать существование подземного мира, столь громадного, что он кажется беспредельным. Могу объяснить, почему и каким образом диковинные камни вокруг разбередили мою фантазию. Но лисица из сказки – это уже чересчур. Может, я измыслил ее, пытаясь воспринять и сложить в целостную картину обрывки подземных впечатлений? Или же успел настолько привыкнуть к этой фантасмагории, что принял актера, загримированного для «Вольпоне», за настоящую лису?

Когда я открыл глаза, лисицы, разумеется, нигде не было видно. Надо мной склонился великан, голова которого напоминала голову скульптуры с острова Пасхи. Он глядел на меня сочувственно – и насмешливо. Его мундир… Я было забеспокоился, но потом сообразил, что это не немецкий мундир. А чей? Я присмотрелся повнимательнее. Признаться, меня почему-то не удивило, когда я узнал офицерский мундир французского Иностранного легиона. Наверное, это военный врач. Неужели нас занесло во Францию? Или в Марокко? Мой рассудок перескакивал от вопроса к вопросу, словно кот, гоняющийся за птицей. Легионер помог мне приподняться.

– Вам лучше?

Я ответил ему, с запинкой, на том же самом языке, прежде чем догадался, что мы общаемся на классическом греческом.

– А по-французски вы не говорите? – спросил я.

– Конечно, говорю, друг мой. Но здесь принят именно греческий, а говорить на любом другом языке считается нетактичным, хотя наши хозяева знают большинство языков поверхности.

– И кто они, эти хозяева? Гигантские лисицы в кружевных нарядах?

Легионер расхохотался – будто треснула скала.

– А, так вы повстречали мэтра Ренара! Он очень хотел встретить вас первым. Думал, вы его признаете. Кажется, он дружил с одним из ваших предков. Позвольте сообщить, что он и ваша спутница, мадемуазель Оуна, ушли в Мо-Оурию; сказали, что им надо спешить и что они должны посоветоваться с тамошним народом. Кстати, друг мой, правильно ли я понимаю, что имею честь обращаться к графу Ульрику фон Беку? Жан-Луи Фроменталь, лейтенант французского Иностранного легиона, ваш покорный слуга.

– Как вы сюда попали, лейтенант?

– По чистой случайности, уверяю вас. Как и вы, мсье, – Фроменталь помог мне сесть на длинной кровати, столь узкой, что ее боковины стискивали даже мое исхудавшее тело. – Я убегал от врагов, которые напали на наш отряд, отправившийся на поиски древнего Тональ-Орна. Мой товарищ погиб. Я сам был на краю гибели, но наткнулся на какой-то храм. Спрятался в склепе. Как выяснилось, забрался глубже, чем предполагал. Провалился сюда.

Обстановка комнаты, в которой я находился, была весьма скудной. Почему-то возникало ощущение, что я очутился в древнеегипетской гробнице, вроде тех, которые видел в юности во время школьной поездки к пирамидам и в Святую Землю. Я огляделся, в глубине души ожидая увидеть на стенах карту ши, но их не оказалось. Тогда я посмотрел на себя: на мне была длинная, тесноватая хламида, наподобие ночной рубашки, в Египте такие называют джеллабами. Комната длинная и узкая, как и кровать, освещалась она изящными сосудами со светящейся водой. Нее предметы обстановки тоже были длинными и узкими, будто вытекли из плотной горловины. Я словно вернулся в зеркальный зал из числа тех, которые были безумно популярны в Вене несколько лет назад. Даже огромный француз выглядел на фоне обстановки невысоким, приземистым, что ли. Странное место…

Вдруг я понял, что чувствую себя просто превосходно. Уже давненько я не ощущал такого прилива сил – верно, с моих тренировок под надзором старого фон Аша.

Тишина, царившая в этом месте, тоже прибавляла настроения. Шум водопада звучал вдалеке и казался умиротворяющим. Говорить не хотелось, но любопытство взяло верх.

– Если это не Мо-Оурия, то где же мы?

– Строго говоря, это вообще не город. Это университет, хотя, в отличие от большинства других университетов, он занимается самой разнообразной деятельностью. Его возвели по обеим берегам светового потока. Так что ученые имеют возможность изучать воду и ее язык.

– Язык?

– Ну да. Эти существа не верят в разумность воды – в том смысле, в каком мы рассуждаем о разумности животных. Они верят в то, что все на свете обладает собственной природой и что если изучить и понять последнюю, можно добиться согласия с окружающим миром и жить в полной гармонии. Они недолюбливают машины и механизмы, но охотно используют все, что может им пригодиться в их исследованиях.

Мне сразу представилась некая восточная страна, что-то вроде Тибета, население которой проводит дни и годы в глубоких медитациях. Быть может, те, кого Фроменталь называет хозяевами, попали сюда в древности, укрылись в подземелье, спасаясь от какого-то врага, и за многие сотни лет оторвались от действительности – по крайней мере, по моим, достаточно пуританским меркам.