– Местные ученые вернули вам здоровье, – продолжал Фроменталь. – А меня попросили дождаться вашего пробуждения, чтобы, очнувшись, вы увидели знакомый тип лица. Вы скоро повидаетесь с нашими хозяевами, – он догадался, о чем я думаю; вероятно, я не удержался от гримасы. – Их исследования нельзя назвать сугубо теоретическими. К примеру, вы долгое время пролежали в исцеляющем пруду. Местные костоправы и массажисты трудятся именно в прудах, – перехватив мой непонимающий взгляд, он усмехнулся:

– Это пруды с речной водой, в которую добавлены различные снадобья. Не имеет значения, чем вы больны, сломана ли у вас кость или вы страдаете от рака, – пруды все равно вас исцелят, а вдобавок вам.., э.., пропишут процедуры соответственно заболеванию. Скажем, музыку. Или цветолечение. А поскольку время здесь как бы и не течет, мы, по правде говоря, не задумываемся о возрасте и о старении.

– Так вы не старитесь?

– Точно не знаю. Загадка на загадке. Пожалуй, надо сменить тему.

– Почему Оуна ушла без меня?

– Она утверждала, что медлить нельзя. По-моему, она хотела, чтобы вы последовали за ней. Очень скоро целый отряд выходит отсюда в направлении главного города, который лежит на берегу океана – вы видели этот океан сверху. Если желаете, присоединяйтесь.

– Вы путешествуете группами? Почему?

– Чтобы было с кем поболтать, друг мой. Здесь вы не встретите никаких кровожадных подземных чудищ. Если хотите, можете считать, что провалились в гигантскую кроличью нору, однако в Страну Чудес вы не попали. Как и на поверхности, человек тут – вершина «пищевой цепочки». Зато тут нет кровопролития. Никаких распрей, никаких конфликтов, кроме интеллектуальных. Никакого оружия: ваш меч будет местным в диковинку. Тихо, спокойно и благородно, как в могиле.

Я пристально поглядел на него. Что скрывалось за последней фразой – ирония или?.. Фроменталь безмятежно улыбался и выглядел человеком, достигшим вершин блаженства.

– Что ж, – проговорил я, – не знаю, чем меня лечили, но лечение как будто помогло, скрывать не стану.

Фроменталь налил мне в стакан бесцветную жидкость.

– Знаете, мой друг, я не раз убеждался, что все мы воспринимаем медицинскую практику немного по-разному. Французы в ужасе от английской и американской медицины, немцы – от итальянской, а итальянцы – от шведской. О китайцах же или вудуистах и упоминать не станем. Я бы сказал, что эффективность лечения зависит как от правильного диагноза, так и от того, как мы себя представляем устройство наших организмов. Более того, я прекрасно знаю, что если меня ужалит кобра, я умру через несколько минут. А если кобра ужалит моего кота, он всего лишь станет сонливее обычного. А цианид прикончит нас обоих. Вопрос: что есть яд? И что такое медицина?

Я оставил его вопросы без ответа и задал свой:

– Где мой меч? Или Оуна забрала его с собой?

– Он у здешних ученых. Не сомневаюсь, они вернут его вам, как только узнают, что вы поправились. Любопытны как дети, ей-богу: стоило им увидеть клинок, глаза у них так и загорелись.

Я справился, как университет выглядит снаружи. Не те ли это стройные колонны, которые я видел издали? Фроменталь объяснил, что народ офф-моо не строит городов в обычном смысле этого слова, что живут они в тех самых колоннах, которые используют и как дома, и как лаборатории и для всех прочих занятий, из коих коммерция, надо признать, у них не в почете.

– Кто же они такие? Я словно попал в страну Утопию… Древние греки, пережившие свое время? Потомки какого-нибудь Орфея? Или потерянное колено Израилево?

– Не то и не другое, – ответил Фроменталь, – хотя вполне могли добавить сами строчку-другую в толстые словари по мифологии. Они никогда не жили на поверхности, искони обитали здесь, в подземелье. И то, что лежит за пределами этого мира, местных, несмотря на все их любопытство, не слишком интересует. Нет, они, конечно, изучают наш мир, но осторожно, чтобы, неровен час, не впутаться в наши дрязги. Поживите здесь немного – и вы начнете постигать их образ мышления. Знания и воображения достаточно. То ли воздух здесь какой-то особенный, то ли что еще, но обитатели этого мира склонны к грезам и сновидениям. Смерти и катастрофы редки, поэтому окружающего пространства тут почти не боятся, а сон воспринимают как вид искусства. Офф-моо не испытывают ни малейшего желания уходить отсюда, да и гости, за редким исключением, не торопятся вернуться в верхний мир. Все, кто приходит сюда, со временем становятся мыслителями и сновидцами.

– Послушать вас, так эти существа смахивают на монахов. Их поселения – большие монастыри. А в сновидениях они видят смысл жизни.

– Так и есть, в известной степени.

– А дети у них имеются?

– Это как посмотреть. Вообще-то офф-моо партеногенны. Они часто и подолгу живут вместе, но им не нужно сочетаться браком, чтобы произвести на свет потомство. Их смерть одновременно есть рождение. По-моему, в этом отношении, мой друг, нам можно им позавидовать, – он помолчал, затем положил ладонь мне на плечо. – Будьте готовы ко множеству сюрпризов. Если вы, конечно, не собираетесь прыгнуть с обрыва в реку или уйти в дальнюю страну, которую здешние обитатели называют Урия-Не. На наш язык это можно перевести как «земля за пределами света». Или просто «темный мир». Местные не страшатся темного мира, но вас туда может завести лишь желание мучительной смерти.

– Может, они имеют в виду наш мир?

– Все возможно, друг мой. Нам здешний мир представляется черно-белым, потому что ни ваши, ни мои глаза не в силах разглядеть его многоцветье, все богатство тонов и оттенков, которые говорят офф-моо столько же, сколько нам с вами – оттенки роз или полутона заката. Скоро вы, подобно мне, увлечетесь местными обычаями и традициями и, пытаясь понять наших хозяев, перестанете даже мечтать о возвращении.

– Это случится не раньше, чем я захочу мира и покоя, – негромко произнес я. – А пока мою страну терзает безжалостный враг, я должен с ним сражаться.

– Что ж, каждому человеку раз в жизни стоит посмотреть в глаза своему лучшему другу, – загадочно ответил Фроменталь. – Не стану вас разубеждать. Вы можете идти? Тогда пойдемте, я представлю вас Ученому Фи, который весьма заинтересовался вашей судьбой.

Я и вправду мог ходить – и даже бегать. Вслед за Фроменталем я вышел из комнаты. Мы миновали череду дверей – сквозь некоторые огромный француз протискивался с трудом, – спустились по зловещего вида винтовой лестнице и наконец выбрались на улицу. Я почти бегом устремился навстречу сырому и холодному свежему воздуху. Впрочем, вскоре атмосфера этого диковинного сонного города, купавшегося в вечном лунном свете, с его изящными колоннами, которые выглядели так, словно их способен расколоть легчайший ветерок, с его базальтовыми дорожками и призрачными садами бледных грибков, чьи очертания будто повторяли формы камней, – атмосфера этого города заставила меня перейти на шаг, ступать медленно и уважительно. Когда мы вышли из нашей высокой, в готическом стиле двери, мне в ноздри ударила дюжина сладостных, изысканных ароматов; возможно, так чудесно пахла местная еда. А растения источали горьковатый запах, вроде того, какой иногда плывет над землей на поверхности. Неповторимый аромат трюфелей.