Эта 50-я строфа из первой главы «Евгения Онегина», а также сделанное к ней примечание Пушкина о своем африканском происхождении стали много лет спустя объектом исследования Набокова. Оно опубликовано в качестве первого приложения к «Комментариям» и переводу «Евгения Онегина»[152]. Составившие работу научные разыскания были сделаны Набоковым, конечно, позднее, однако его интерес к Пушкину наметился в ранней юности, а внимательное всматривание / вчитывание в произведения и биографию поэта совпадают, по крайней мере, с выбором собственного писательского пути.

Отсюда в образе Ганина, героя первого романа Набокова, молодого поэта, духовного потомка Пушкина, возникают знаки биографии знаменитого пушкинского предка. Вспомним принцип зеркального отражения прошлого и настоящего в «Машеньке». Так, у Ганина «два паспорта… Один русский, настоящий, только очень старый, а другой польский, подложный». Ср.: Абрама Ганнибала крестили в 1707 году. Крестным отцом его был Петр I, а крестной матерью – жена польского короля Августа II[153].

Потаенное пушкинское присутствие проявляется и в метафоре-доминанте романа. Возможно, сюжет стихотворения «Соловей и роза» Фет заимствовал не непосредственно из ориентального источника[154], а у Пушкина. (См. его стихи «О дева-роза, я в оковах», «Соловей»[155].) Симптоматично, что отсылка к Пушкину содержит наряду с мужским и женский центральный образ романа. Например, описание Машеньки в упомянутых выше свиданиях влюбленных зимой: «Мороз, метель только оживляли ее, и в ледяных вихрях… он обнажал ей плечи… снежок осыпался… к ней на голую грудь», – прочитывается как отсылка к героине стихотворения Пушкина «Зима. Что делать нам в деревне?».

Так, именно пушкинские строки, в свою очередь, служат указанием на скрытый, неназванный образ Машеньки – розы.

Обнаружение адресата набоковской аллюзии (маршрут героя – маршрут Ганнибала) чрезвычайно важно для взгляда на структуру романа. Автор одной из лучших статей о «Машеньке», Ю. Левин, отмечал «нестрогую рамочную конструкцию» произведения, «где вложенный текст – воспоминания героя – перемешан с обрамляющим – жизнь героя в Берлине».

Представляется, однако, что истинная рамка романа «Машенька» построена Набоковым гораздо искуснее. Ее роль исполняет пушкинский текст. Первый роман молодого литератора начинается эпиграфом из 47-й строфы первой главы «Евгения Онегина» («…Воспоминая прежних лет романы, / Воспоминая прежнюю любовь…») и заканчивается аллюзией на 50-ю строфу первой главы пушкинского романа в стихах:

Второй роман Набокова-Сирина «Король, дама, валет» был напечатан через два года после первого, но в отличие от «Машеньки», показавшейся критикам романом бесхитростным и традиционным, он удивил публику новаторством и оригинальностью. Остроту эксперименту придавало использование расхожего литературного сюжета, воспроизведенного в сниженном варианте бульварного романа. Исследователи заметили в произведении пародию, в первую очередь, на «Анну Каренину» и «Мадам Бовари». Эта мысль в критике держалась довольно устойчиво, но такое прочтение оставляет в стороне сложный художественный механизм романа. Справедливым кажется общее указание на пародию, но она осуществлена здесь Набоковым не только на внешнем сюжетном уровне, но и на скрытом, глубинном уровне структуры произведения.