— Без тебя знаю, — оборвала его жена, — бритву-то дай сюда. Лучше скажи, что делать? — примирительно спросила Каушалья.

— Надо заявить в полицию.

— Оставь свое бритье и пойдем звонить! — твердо заявила Каушалья, и это означало, что ее слова следует выполнять неукоснительно, как приказ высшего военачальника.

Бадринатх, сутулясь, пошел вслед за женой в холл, к телефону.

Увидев по пути Раму, он хрипло произнес:

— Добрый Раму, у нас беда. Печальное известие. Зита ушла из дома.

Раму опустил глаза.

— Этого следовало ожидать, — сказал тихо, с грустью в голосе.

Бедная девочка! Он понял, почему вчера она была так ласкова с ним и так печальна. И Раму быстро вышел в сад.

— Если этот адвокатишка все проверит, то нам будет нечем платить за розыск, — бормотала Каушалья.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, моя дорогая! — возмущенно воскликнул Бадринатх, что случалось с ним крайне редко.

Дрожащей рукой он стал набирать номер телефона полиции.

Сержант полиции жевал бетель. Его квадратные челюсти монотонно двигались, и аккуратно подстриженные усы подергивались им в такт.

На сером исцарапанном столе задребезжал телефон.

Сержант, сплюнув жвачку в латунную плевательницу, цепкой рукой, покрытой умеренной растительностью, снял трубку.

— Полиция, — исчерпывающе отчеканил сержант.

— Полицейский участок? — спросил неуверенный и хриплый голос Бадринатха.

— Да. Я же сказал: полиция. Сержант Кеваль у телефона.

— Дело в том, что исчезла моя дочь, то есть не дочь, а моя племянница, — донеслось с противоположного конца провода.

— Сколько ей лет?

— Лет? Лет ей восемнадцать.

— Прекрасно. А почему она ушла из дома? — участливо спросил сержант.

— Что-то на нее нашло, — прохрипел издалека неуверенный голос Бадринатха.

— Приезжайте в полицию и напишите подробное заявление. Алло! Алло! Да, и захватите фотографию. Это все, — и сержант припечатал телефонную трубку на место.

Бадринатх не находил себе места. До его сознания постепенно стал доходить весь ужас происшедшего.

Ушла из дома Зита, его радость и надежда, его племянница, дочь его брата Рао.

Господи! Какой стыд и позор упал на его седую голову! А все это из-за Каушальи и ее братца! И совесть, обнажив свои призрачные покровы, явилась ему во всей своей карающей сути.

— Разыщи фотографию Зиты, — сказал он устало Каушалье.

— Сейчас поищу. Господи! Звонила на службу Ранджиту, там сказали, что он уже отбыл в аэропорт. Что делать? Что делать? Ни Раму, ни полиция не найдут ее, — запричитала не на шутку обеспокоенная Каушалья. Впервые в ее злобном сердце появился страх за себя, и она неуверенной походкой пошла наверх. Открыв шкаф, Каушалья выдвинула ящик и принялась искать папку с фотографиями.

Гита шла узкой улицей, по которой недавно прошла ее родная сестра Зита, доведенная до отчаяния и решившая покончить с собой, расстаться с юной, еще по-настоящему не расцветшей жизнью.

Гита шла беззаботно и весело, размахивая красивыми руками.

Наконец-то она показала и матери и Раке свой характер как следует! Пусть поволнуются. Им это полезно. Вернусь ближе к вечеру, сегодня, а может быть, завтра.

На тротуаре, у овощной лавочки, сидели мальчишки, играя в карты. Ей было видно, как в прачечной напротив по свежевыстиранному белью быстро движется утюг, пышущий жаром.

Здесь живут дхоби из касты прачек, отметила про себя Гита.

Вдруг один из мальчиков, сидящих тесным кругом, заплакал. Гита подошла к ним.

Они узнали Гиту и весело ее приветствовали. Старший из них молчал.

Гита спросила, почему плачет малыш, который всхлипывал, размазывая по лицу слезы.

— Отдай деньги! Так нечестно! Мой выигрыш! — тонким голоском с легкой хрипотцой обращался мальчик к обидчику.

— Кто тебя обидел? Вот этот? — звонким голосом спросила Гита и подошла к старшему мальчишке, который был выше всех на голову. Тот отвел глаза.

— Он забрал деньги, которые я выиграл, — плачущим голосом протяжно произнес малыш.

— Ах ты, воришка, обманщик! Собрал вокруг себя малышей и обкрадываешь их?! А ну, гони деньги! — властно приказала Гита.

— Он все врет, я их у него выиграл. Это мои деньги! — нахально заявил отрок.

— Ты не хочешь вернуть украденные деньги? Хорош гусь! Так я тебе сейчас покажу, как обманывать и обижать младших! — гневно воскликнула Гита.

Никто из мальчишек не успел и глазом моргнуть, как Гита, схватив обидчика за шиворот, легко, как ягненка, потащила его за собой.

— Пойдешь со мной в полицию и там будешь объясняться, если не хочешь отдавать деньги. Посидишь в холодной несколько дней, тогда у тебя проснется совесть, негодник, — приговаривала Гита.

Мальчишки гурьбой повалили за Гитой и ее пленником, поднимая босыми ногами пыль.

Полицейский участок находился недалеко от места происшествия.

Гита открыла дверь и протолкнула жулика вперед.

— Господин инспектор, — сверкая прекрасными глазами, смело обратилась Гита к сержанту, — перед вами воришка и обманщик, — и Гита указала на мальчишку. — Он, играя в карты, присвоил выигрыш малыша. За такой обман и издевательство над младшими обидчик должен понести наказание, — подытожила, грациозно изогнувшись в талии, Гита.

— Я его знаю. Не в первый раз на него жалуются! — грубо сказал сержант. — У него уже так повелось. Он играет в карты с малышами и жульничает. Сколько ты зажилил? — строго спросил полицейский и грозно надвинулся на испуганного мальчишку.

— Двадцать рупий.

— Давай их сюда, — потребовал сержант.

Горе-жулик вытащил из кармана грязных брюк двадцать рупий и несмело вручил их сержанту.

— Где пострадавший малыш? — спросил полицейский.

Спрашивать было излишне. В решетчатое окно смотрели десятки пар любопытных мальчишеских глаз.

Полицейский взял за руку виновного и вышел с ним на крыльцо.

— Покажи мне, кого ты надул, — потребовал он.

— Вон того, — парень указал на малыша, стоявшего в стороне.

— На, возьми деньги и верни пострадавшему. И чтобы в последний раз! Еще будут жалобы, отдам под суд! Понял?

— Понял, господин инспектор, — опустив голову, пробормотал несовершеннолетний преступник. Подойдя к малышу, он вручил ему двадцать рупий.

Малыш, сияя глазами, размазывал по лицу счастливые слезы. Он спрятал деньги в карман и вместе со своими возбужденными друзьями побежал домой.