Торилья охнула.

— Пожалуйста… не делайте этого, — попросила она. — Пожалуйста… ничего не говорите Берил.

Физиономия сэра Джоселина выражала полное удовлетворение от того, что девушка теперь в его власти.

Она была свидетелем его унижения, когда тот был выставлен маркизом из ее спальни, и теперь он мстил, решив нанести рану Берил, поскольку ее боль была страданием для Торильи.

Если бы только она рассказала Берил всю правду сразу по прибытии в Фернлей-Холл, все сложилось бы совсем по-другому, в отчаянии корила себя Торилья.

Однако, поскольку наглая выходка сэра Джоселина была напрямую связана с полученным ею на следующий вечер поцелуем, она просто не осмелилась рассказать обо всем.

Ну а теперь она будто очутилась перед бездонной пропастью.

— Между тем я готов заключить с вами сделку, — предложил сэр Джоселин.

— Какую сделку? — дерзко спросила Торилья.

— Вы просите, чтобы я промолчал о деле, представляющем, на мой взгляд, значительный интерес для всех его участников, однако мое молчание имеет цену.

— Кажется, это называется шантажом, — уточнила Торилья.

— Именно! — согласился сэр Джоселин. — Я намерен шантажировать вас, очаровательная мисс-Клиффорд, потому что — как вы помните — не люблю проигрывать заезд у самого финиша.

— Ваше… поведение заслуживает… презрения, — бросила ему в лицо Торилья.

— Во всем виноваты вы сами, незачем быть такой соблазнительной, — раскованно ответил сэр Джоселин. — Ну как, хотите знать мои условия?

Торилья промолчала, и, выждав мгновение, Трентон сказал:

— Они очень просты. Или мы с вами обедаем тет-а-тет завтра вечером, или вы выплачиваете мне пять тысяч фунтов. Выбирайте сами!

Торилья повернулась к нему.

— Обедать с вами… вдвоем? — Она едва не лишилась дара речи.

— Около Джермин-стрит есть небольшое местечко, где сдают меблированные комнаты. Там вас никто не увидит, и мы сможем возобновить наше знакомство с того места, на котором нас так невовремя прервали.

Его взгляд столь красноречиво говорил о его намерениях, что, застонав от ужаса, Торилья вновь отвернулась.

— С другой стороны, — продолжал сэр Джоселин, — пять тысяч фунтов могут чуточку смягчить боль от раны, нанесенной моей гордости.

— Но откуда… откуда мне взять… такую сумму? — робко запротестовала Торилья.

— Она не покажется чрезмерной джентльмену, пришедшему вам на выручку.

— М-маркизу? — выдохнула Торилья.

— Именно — маркизу! — подтвердил сэр Джоселин. — Хэвингэм всегда готов платить за собственные удовольствия, и я нисколько не сомневаюсь; он признает мои требования справедливыми, тем более что о его помолвке с несравненной леди Берил было объявлено на следующий день, — вы сами убедитесь в этом.

В словах сэра Джоселина сквозила неподдельная угроза; она была еще выразительнее от того, что он как бы причмокивая губами, обнаружив у себя на руках столь выигрышные карты.

Ошеломленная, Торилья замерла на месте. Она не могла сообразить, чем ответить и как действовать в подобной ситуации.

— Я состою в клубе» Баддлз», — сообщил между тем сэр Джоселин. — И если к завтрашнему полудню мне не пришлют туда чек на пять тысяч фунтов, я буду ждать вас, мисс Клиффорд, в Герцогском отеле в семь вечера.

С этими словами он взял в свою руку бессильно лежавшую на коленях руку Торильи.

— Откровенно говоря, — заметил он негромко, — я надеюсь, что у вас не хватит смелости попросить у маркиза денег.

Торилья вырвала у Трентона свою руку прежде, чем тот успел поцеловать ее. И не дожидаясь, пока он уйдет, бросилась через сад к дому.

Ей казалось, будто сэр Джоселин преследует ее, обволакивает и она не в силах скрыться от него.

Большой зал располагался на первом этаже, и из сада ступеньки вели к балкону, протянувшемуся вдоль всего здания.

Девушка торопливо поднялась по лестнице.

Ей хотелось погрузиться в надежную и безопасную толпу, только бы скрыться от сэра Джоселина с его отвратительным предложением.

Ступив на последнюю перед балконом ступеньку, она заметила одинокого мужчину, глядевшего в сторону сада. Сердце ее затрепетало, словно посреди разбушевавшегося моря она вдруг увидела вход в тихую гавань.

Забыв о противоречивости своего отношения к нему, памятуя лишь о том, что он уже был ее избавителем от приставаний сэра Джоселина, Торилья бросилась к маркизу и протянула к нему дрожащие руки.

— Бы… здесь! Вы… вернулись! — восклицала она бессвязно. — Я нуждаюсь в вас… я нуждаюсь в вашей… помощи!

Голос ее вибрировал от отчаяния, и когда маркиз взглянул на нее, она увидела приподнятую бровь.

— Что случилось?

Его тягучий, спокойный голос показался ей спасательным кругом, брошенным утопающему.

— Я должна поговорить… поговорить с вами… Нам нужно… побеседовать… наедине.

— Конечно, — сказал маркиз. — Не выйти ли нам в сад?

— Нет… Нет! — тотчас запротестовала девушка, опасавшаяся, что там они могут наткнуться на сэра Джоселина.

— Тогда найдем какое-нибудь другое место, — предложил маркиз.

Он подал ей руку, и Торилья положила на нее ладонь, ощущая в Хэвингэме опору, которая может исчезнуть.

Она вновь переживала чувства, вызванные вторжением сэра Джоселина в ее спальню в «Пелигане». Ее била внутренняя дрожь, комок в горле мешал говорить.

Избегая выходящих в бальный зал окон, маркиз повел Торилью к самому последнему из них в дальней части дома.

Там обнаружилась крохотная гостиная, где возле диванов горели неяркие пампы.

Впрочем, ее уже успели оккупировать несколько пар, и маркиз направился дальше — к расположенной за лестничной площадкой двери, на которой было написано «личные апартаменты».

Он явно знал дорогу, и Торилья вдруг очутилась в той части дома, которая была освещена не столь ярко и абсолютно пуста.

Шедший впереди маркиз привел ее в полную благоуханных цветов комнату, убранную с учетом женского вкуса. Позднее Торилья предположила, что это личный будуар хозяйки дома, но в тот миг она могла думать лишь о том, что оказалась наедине с маркизом и может рассказать ему о случившемся.

Хэвингэм указал ей на диван, и она рухнула на подушки; ее огромные, перепуганные глаза светились на бледном лице.

Пристально взглянув на нее, маркиз понял, что однажды уже наблюдал на этом личике подобное выражение.

— Рассказывайте все. — Теперь в его голосе слышалась не апатия, а неподдельный интерес.

Торилья стиснула руки, опасаясь сказать хоть слово, так как поняла, что ей будет стыдно объяснять маркизу инсинуации сэра Джоселина, направленные против них обоих.