Упустить такой случай было невозможно. В тот же день супруги сделали ритуальное приобретение. Дело оставалось за малым: какие даты написать на камне. Если с годом рождения все было понятно, то насчет времени ухода оставались некоторые сомнения. А надо вам знать, что эта коллизия происходила еще в 1997 году, Петру Афанасьевичу было семьдесят, Марии Денисовне – на два года меньше.

Обсудив имеющиеся болезни, порешили так: до миллениума как-нибудь дотянем, а вот первое десятилетие следующего века точно не перешагнем. Поэтому на плите напротив даты рождения через дефис нужно выбить: «200_». Тот из супругов, кто переживет другого, дозакажет последнюю цифру. Ну, а когда и он удалится в мир иной, дети завершат композицию.

Они всей душой полюбили собственный последний приют и часто его навещали, любуясь своими ламинированными фотографиями в овальных рамочках, именами и цифрами жизни, глубоко врезанными в темно-серый гранит и покрытыми позолотой. Как ни странно, именно здесь страх смерти на время оставлял их.

Так они пересекли границу двух столетий и подошли к концу нулевых. В 2008-м Петр Афанасьевич и Мария Денисовна начали вопросительно поглядывать друг на друга, – дескать, пора, чего ты тянешь? А когда наступил 2010-й, отправились к кладбищенской администрации узнать, нельзя ли на надгробии переделать «200» на «201». Всего-то одну цифирку. Можно, сказали им, но придется целиком стесывать и полировать лицевую сторону камня, а потом заново выбивать и золотить все буквы и цифры. Супруги показали договор, по которому эти работы ранее были выполнены бесплатно, но им разъяснили, что на новый подряд старые скидки не распространяются, и выдали счет на 1350 евро. Петр Афанасьевич и Мария Денисовна отказались от заказа и, душимые жабой, удалились восвояси, бормоча что-то про бесплатный сыр.

Они живы доныне и теперь все чаще радуются, что не стали ничего переделывать. А то не ровен час доживешь до следующего десятилетия и придется менять «201» на «202_». Так никаких денег не хватит.

Вот только не надо рассказывать, как вольготно и припеваючи живется российскому чиновнику. Все познается в сравнении, – есть места, где наша госслужба покажется каторгой. Так начал свой полный горечи и зависти рассказ мой случайный собеседник – служащий среднего ранга, несущий вахту в одной из московских префектур. На остров Кипр он прибыл ранней осенью с небольшой делегацией коллег для изучения опыта территориального управления, яснее говоря – на недельную халяву, изобретенную бюрократами еще при царе Горохе.

Мы познакомились, оказавшись на соседних пляжных лежаках, назавтра моему визави надо было возвращаться на родину, и он делился свежими впечатлениями от командировки, в которой, к несчастью, пришлось не только валяться под пальмами и вкушать в тавернах местную водку – зиванию, но и конструктивно общаться с кипрскими служаками. Мало им трехсот солнечных дней в году, моря под боком и прочих райских наслаждений, ворчал мой знакомец, – так они тут просто с жиру бесятся! Что и было проиллюстрировано примерами, подлинность которых я на всякий случай проверил, а заодно, заинтересовавшись темой, и сам подсобрал фактов, которые оказались поистине экзотическими.

Итак, некто Сотирис Хаджииоанну (имя подлинное, хотя московский рассказчик называл его «Сортирис») сделал публичное заявление, что ему решительно нечем заняться на службе. Пять лет числится лектором в инспекции условий труда, и чуть ли не главная его обязанность – измерять высоту перил и ограждений. Получая за это 5000 евро в месяц, Сотирис вынужден решать судоку, чтобы убить время.

А следом объявился еще один бунтарь-одиночка – сотрудник министерства энергетики, торговли, промышленности и туризма Марио с Друшиотис (имя тоже достоверное). Он обратился с открытым письмом аж к президенту страны и чистосердечно заявил, что считает неприемлемым бездельничать на работе. За те же 5000 евро в месяц, кстати. Государство сэкономило бы, если бы сказало мне, чтобы я оставался дома, и просто выплачивало бы мне зарплату, пошутил в письме отважный киприот. Тогда бы не пришлось расходовать электроэнергию для кондиционера.

Теперь подсчитайте, сколько минут после подобного воззвания продержался бы на работе российский чиновник. А вот на острове Афродиты выгнать госслужащего можно только в двух ситуациях: поймать на хищении (случай исключительно редкий) или доказать несоответствие занимаемой должности (это вообще чистейшая утопия). При отсутствии данных условий вас не только не посмеют тронуть, но обязаны будут регулярно поднимать зарплату и повышать в должности. При этом выдавая премиальные за своевременный приход на работу и умение пользоваться компьютером (это не шутка!), а также оплачивая больничный лист сроком до пяти месяцев в году.

Подсчитано, что на десять работающих жителей острова приходится один чиновник. А поскольку семьи здесь традиционно многочисленные, включающие всю родню, получается, что в каждой ячейке общества имеется свой госслужащий. И ссорясь с ним, ты

ввязываешься в конфликт с целым кланом, а кому это нужно? Короче, аппаратчики прекрасно защищены со всех сторон, и встать в их ряды – голубая мечта трудоспособного киприота.

Апофеозом этой кадровой политики считается история, которую знает весь кипрский люд. Важная дама служила в системе министерства внутренних дел, занималась вопросами миграции. Ничего не нарушая, поднялась до поста руководителя, наделенного правом принимать решения. И тут выяснилось, что вверенных ей мигрантов она сильно не любит, а пуще других – широко представленную на Кипре славянскую популяцию, к белокурой представительнице которой, как болтают злые языки, мигрировал ее муж.

Однажды россияне, обитающие на Кипре, получили извещение, что вид на жительство продлен им не будет. Иными словами, сворачивайте ваши бизнесы и валите. Ребята не поняли, пошли к местному начальству (вам, дескать, наши деньги больше не нужны?), начальство, даже не поставленное в известность о миграционном произволе, ужаснулось, извинилось за ошибку и обещало немедленно выгнать вон нерадивую чиновницу, посягнувшую на святое.

Думаете, уволили? Даже выговор толком объявить не смогли! И еще немало лет каждый вновь назначенный министр безуспешно пытался освободиться от зловредной подчиненной, которая в конце концов спокойно удалилась на пенсию. Возможно, показав на прощанье своим оппонентам уместный в данном случае жест.

По мужу Клаудиа носит роскошную фамилию Барберини. Могущественное и древнейшее флорентийское семейство дало миру вагон патрициев, нобилей, князей, герцогов, принцев, кардиналов и даже Папу Римского. Что касается родословной Клаудии и ее старшей сестры Лючии, она была представлена потомственными российскими пролетариями. Фамилию, впрочем, они носили тоже звучную: Прялкины.

Вообще попадись такая история не автору этих строк, а, например, Тургеневу или Бальзаку, – быть бы мировому бестселлеру. Ну, а я просто перескажу сюжет. Карло Барберини, итальянский инженер, наладчик сложного промышленного оборудования, работал по контракту в Сербии. Там же, в Белграде, служила поварихой в российском консульстве Люся Прялкина. Пути их сошлись, Карло был неоднократно и вкусно накормлен, после чего сделал предложение. Так возникла Лючия Барберини.