военных издержек, заложили ганзейцам свои замки и даже обещали, что если Шонен будет освобождён от датского владычества, то они уже никогда более никому его не заложат без разрешения со стороны ганзейских городов.

— Ого! — насмешливо заметил Нильс. — Да эти немецкие лавочники, кажется, уж хотят стать выше самих королей!

— А какие же обязательства приняли на себя ганзейцы? — спросил Кнут Торсен.

— Любек взялся снарядить двенадцать шнек с шестьюстами воинами, со всяким метательным снарядом и штурмовым материалом; остальные вендские города взялись поставить то же: Гамбург — две шнеки с двумястами воинами, Бремен — половину, а Киль, Кольберг, Щецин и Анклам обязались доставить судов и войска, сколько будет возможно. Ганзейцы надеются собрать войско тысячи в три человек, а если это им удастся, тогда, конечно, аттердагу несдобровать.

— Да мы ещё увидим, что это войско лавочников сможет сделать против панцирной рати короля Вольдемара! — заносчиво заявил Нильс.

— И кто же берёт на себя покрытие военных издержек? — осведомился Торсен.

— Конечно, жители городов, — отвечал Скитте. — Любекский бюргермейстер Виттенборг даже и ввёл уже новую пошлину, так называемую весовую, которую должны платить и иностранные купцы при ввозе своих товаров в ганзейские города и при вывозе из них ганзейских товаров.

— Настоящие лавочники! — презрительно заметил Нильс.

— Как бы там ни было, а это умно придумано! — сказал Торсен, которого втайне оскорбляло презрение, высказываемое Нильсом по отношению к купцам, ещё недавним сотоварищам Торсена. — Виттенборг — умная голова. Я его терпеть не могу, так как он вместе с Госвином Стееном подал в совете голос за моё исключение из ганзейцев, но что правда, то правда, и аттердаг умно поступит, если не слишком станет пренебрегать этими «лавочниками», как вам угодно называть ганзейцев.

Это замечание навело Нильса на раздумье. Когда после этого финн пронзительным свистком дал знать своему разбойничьему кораблю, чтобы тот готовился к отплытию, то Нильс сказал ему:

— А не захотите ли вы с вашими ребятами оказать помощь аттердагу?

— Нет, — отрезал Скитте, — я только того хочу, что приносит мне прямой барыш.

— Не даром же твоих услуг требуют, финская лисица! — с досадой вскричал Нильс.

— Опять горячится! — проговорил со смехом пират, толкая Торсена в бок. — Клянусь честью, до смерти он смешон, когда сердится, и я даже в заслугу себе ставлю, что так ловко умею его выводить из терпения: кабы не я, так никто бы не сумел расшевелить его желчи!

И он опять рассыпался мелким, дрянным смехом и смеялся, пока Нильс не сказал ему грубо:

— Ну, так и чёрт с тобой, если тебе заработок не нужен; а между тем тут мог бы ты зашибить порядочную сумму.

Тогда финн перестал смеяться.

— Ну, говорите скорей: чего от меня потребуют? — сказал он скороговоркой. — Я готов и способен на всё, что может привести меня к прибытку.

— Вот теперь вы говорите разумно, — заметил с удовольствием Нильс. — Если действительно ганзейцы дойдут до такой дерзости, что пойдут против аттердага, то они, конечно, должны будут войти со своим флотом в Норезунд. Ну, а вы в нём хозяйничаете, как у себя дома. Там вы ведь уж не один корабль сцапали!

— Так-то так, да вот против военных-то кораблей ещё никогда не случалось мне действовать, — заметил морской разбойник.

— Ваши быстроходные суда могут сразиться с любым кораблём! Ну, так что же? Хотите помогать королю вашими судами и экипажами? Ещё раз напоминаю вам, что вас ожидает большая награда.

Финн кивнул головою и с удовольствием стал потирать руки.

— Ну, и прекрасно! — сказал Нильс. — А теперь перевезите меня в Эльсинор, где, собственно, и находится аттердаг. Завтра здесь же опять сойдёмся и обо всём переговорим подробно.

— Тогда уже захватите с собою и ручательство в уплате обещанной мне награды, — сказал предусмотрительный пират.

— Если Вольдемар даст вам своё королевское слово, то, я полагаю, вы будете достаточно обеспечены.

— А почём я знаю, можно ли ещё на него положиться! Ведь уж сколько же раз ваш аттердаг преступал клятвы, в которых клялся именем вашего христианского Бога.

— Может быть, оно и так, — сказал Нильс. — Ну, а своё-то королевское слово он выше всякой клятвы ценит.

— Прекрасно! Так я вас сейчас же перевезу к королевскому замку, — сказал финн, отвязывая от пня свой чёлн, в который и сел вместе с Нильсом.

Торсен при расставании с Нильсом обменялся с ним несколькими тайными словами и также направился в челне на свою яхту, намереваясь немедленно отплыть в Визби.

Оба судна разом снялись с якоря и вскоре исчезли из виду под нависшим пологом вечернего сумрака.

ХIII

Торг и промысел

Немецкий средневековый купец в том, что касается своекорыстия и личной выгоды, ничуть не отличался от остальных сословий современного ему общества. Как мог он один занять особое, выдающееся положение там, где всем сословиям и всем владыкам, начиная с самого императора германского и кончая последним ремесленником, был так свойствен самый узкий эгоизм? Можно ли было при этом упрекнуть его за то, что он, беспрестанно подвергая опасности свою жизнь и свои товары на опасных путях и на бурных волнах моря, желал для себя одного — воспользоваться плодами своих тяжких трудов! Можно ли укорять его за то, что он старался их закрепить за собою или при помощи привилегий, которые покупал, или при помощи союзов, которые заключал с другими купцами?

Он делал только то, чему его научили его личная опытность и современные условия жизни, и всё же, следуя этому направлению, он распространял всюду, где появлялся, высшую культуру и блага просвещения. Купец в средние века боролся и с пиратом на море, и с хищным разбойничьим бароном на суше, и с дикими нравами береговых жителей, и с дикой пустыней, среди которой он воздвигал цветущие города и богатые фактории, и даже с язычеством, так как повсюду по следам предприимчивого купца шли проповедники слова Христова. Мало того, купцу приходилось нередко защищать и отстаивать границы своей родины, поддерживать честь своей нации, тогда как это не всегда удавалось выполнить с успехом ни императору, ни князьям, ни благородному рыцарству.

Однако же верхненемецкий и нижненемецкий купец не сообща выполняли свою работу. Они действовали врозь, и это отчасти вызывалось самими условиями