Впереди ее ждал долгий путь — на лодке, потом пешком, через горы и через тропический лес. Путь туда, где обитало ее родное племя. Народ Каучука.

— Если ты убил его, Владыка Скайп сдерет кожу и с меня, и с тебя, — сказал Золин Воителю-Ягуару, который вытащил бесчувственное тело Владыки Света из пылающей усадьбы.

Опустившись на колени, он убедился, что поверженный полководец еще дышит, и распорядился:

— Доставь его к Свежующему Господину. Я прибуду следом, только удостоверюсь, что со всей семьей и слугами покончено.

Приказ Свежующего Господина гласил: все родственники Йаотля, вплоть до двоюродных братьев, равно как слуги и телохранители, должны быть преданы смерти. Сообщество Орлов надлежало распустить, а тех, кто занимал в нем командные должности, принести в жертву богам. Все земли и имущество Владыки Света передавались Золину. Резня должна была послужить уроком и предостережением всем, кто хотя бы помыслит о неповиновении воле Пернатого Змея.

Золина не заботило то, что он предал своего господина и обрек на смерть тех, кому служил в качестве управителя. Теперь он служил самому могущественному богу Сего Мира и вельможе, сделавшему ему столь заманчивое предложение.

Выслушав доклад командира Ягуаров, содержавший перечень убитых, Золин взъярился.

— Болван! Двое исчезли! Где младший сын Владыки и девчонка, которая за ним приглядывала?

— Но ты сам сказал, что все его домочадцы в усадьбе.

Золин подступил ближе и без предупреждения вонзил обсидиановый нож воину в живот. Тот охнул и открыл рот, глаза его расширились.

— За ошибки надо платить, — заявил Золин и повернул кинжал в ране.

Перед Свежующим Господином Золин предстал, трепеща от страха, ибо поиски исчезнувшего младенца и его няньки не увенчались успехом. Он, конечно, попытался свалить всю вину на убитого им же, якобы при самообороне, командира Ягуаров, но понимал, что если его вина откроется, гнев нового господина будет ужасен, и его, Золина, ждет страшная кара: с него, живого, сдерут кожу и оставят истекать кровью, умирая жуткой, мучительной смертью.

Не зная, чем это обернется, Золин предстал перед грозным жрецом. Он предал своего господина ради награды, но теперь всерьез опасался, что единственной наградой для него станет собственная смерть.

Когда он приблизился, Свежующий Господин, покинув носилки, воссел на троне, в тени пальмовых листьев. По обе стороны от кресла стояли по три науаля. Всего усадьбу окружало около тысячи Воителей-Ягуаров, но все они вместе внушали меньший трепет, нежели Верховный Жрец, сдиравший с живых людей кожу, и его кошмарные ночные оборотни, вытворявшие, по слухам, такое, что люди об этом не смели даже шептаться.

При виде Свежующего Господина и его жутких стражей колени Золина подогнулись, и он простерся ниц на земле.

— Встань! — повелел жрец.

Свежующий Господин был совершенно безволос. Люди, видевшие, как он, нагой, натягивает на свое тело чужую кожу, знали, что волос у него нет не только на голове, но и на теле, даже в промежности. Бледная, нездоровая, с молочным оттенком кожа обтягивала кости, делая его похожим на скелет. Глаза его были розовыми, и он не переносил прямых солнечных лучей. В то время как кожа большинства жителей страны была темной, словно оленья шкура, он был бледен, словно рыбье брюхо. А те, кому доводилось приближаться к нему близко, знали, что и пахнет от него, как от протухшей рыбины.

Нанесенная краской цвета крови полоса спускалась от его правого виска к шее, отмечая место, откуда начинается свежевание. Золин знал, что Свежующий Господин носит эту метку, чтобы каждый помнил, откуда жрец начнет сдирать с него кожу, если он дерзнет ему противиться.

Говорили, что он — единственный из живущих — видел воочию самого Пернатого Змея и лично отбирал в жертву тех, чья кровь предназначалась богу. Впрочем, и тех, кого предстояло освежевать заживо, он тоже отбирал лично.

Поднявшись на ноги, Золин увидел, что Владыка Свет лежит поблизости на земле, связанный по рукам и ногам, но живой и в сознании. Взглянув на предателя, его бывший хозяин попытался что-то сказать, но слов было не разобрать, а на губах у него выступила кровавая пена.

Золин поежился и отвернулся. У полководца был отрезан язык.

— Ребенок исчез, — промолвил Свежующий Господин.

Золин склонил голову и попытался не заикаться.

— Его забрала нянька, но они будут найдены и убиты. В этом виноват тот болван, командир. Я…

— Но этот никуда не делся.

Свежующий Господин указал жестом на Владыку Света и встал с кресла. Подскочивший жрец вложил в его руку нож.

Золин знал, что сейчас произойдет. С Владыки Света сдерут кожу, сделав только один разрез, так, чтобы потом эту кожу можно было натянуть на себя. Потом несчастный умрет от боли и потери крови. Умрет не сразу, в мучениях.

Но свою шкуру Золин, по крайней мере, сохранил.

Двадцать лет спустя. 122 г. н. э.

Селение, где я стал юношей, находится в северной части Жарких Земель, у подножия снежных гор, среди густой поросли обвитых лианами «плачущих женщин» — каучуковых деревьев. Дальше начинаются джунгли, столь плотные, что даже лучи солнца, вершащего по небу свой дневной путь, не в силах пробиться сквозь зеленые кроны. Джунгли, где полно рек и болот, кишмя кишат крокодилами, обезьянами, попугаями, змеями и огромными крадущимися ягуарами. Ливни там хлещут такие, словно на землю обрушивается вся влага небес, а духота и влажность обволакивают, словно горячая, мокрая ткань.

Народ в моем селении простодушный, трудолюбивый, воруют там редко и всегда помогают друг другу. Меня растили моя тетушка Оме и ее брат, Тагат. Точнее сказать, тетушкой я ее называю из уважения, на самом же деле мы с ней в кровном родстве не состоим.

Лет двадцать пять лет назад Оме вышла замуж за слугу странствующего купца и покинула селение, переселившись в долину Пернатого Змея, что за великими горами. Но она оказалась бездетной, а спустя пять лет после замужества овдовела. По ее словам, решив вернуться на родину и отправившись в путь, она услышала у дороги детский плач и увидела брошенного младенца. То был я — по ее словам, моих родителей, бедных земледельцев, свалила хворь: так я и оказался брошенным.

Айо… злые языки нашептывали, будто я ее собственный сын, прижитый в блуде, после кончины ее мужа. Правда, слухи передавали так, чтобы ни сама Оме, ни ее неженатый брат Тагат этого не услышали. То была крепкая парочка, которая вполне могла ответить на злословие увесистыми тумаками.

Тагат был носильщиком, сильным, выносливым: таких купцы нанимали, чтобы переносить товары из города в город. Большую часть жизни он провел в дороге, пересекая Сей Мир во всех направлениях, и тюк на его спине редко бывал пустым.