Несмотря на то что долгожданная уния была подписана, желаемого политического результата она не принесла. Ферраро-Флорентийский собор 1438–1439 гг. (подменивший дискуссию между римско-католическими и православными богословами навязыванием византийским церковным иерархам Символа веры, искаженного Филиокве и других латинских новшеств в обмен на военно-политический союз Рима с Константинополем) не сумел обеспечить признание своих решений в православном мире. Базельский собор подтвердил решение Констанцского собора (1414–1418) о примате Вселенского собора или соборной власти епископов над папой, объявил о низложении Евгения IV и избрал другого папу под именем Феликс V, впоследствии признанного антипапой. «Не утешили папу и греки: они решительно не хотели принимать привезенного из Флоренции соединения… А патриархи Востока — Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, узнав о состоявшемся на Флорентийском соборе соединении с Римом, объявили этот собор нечестивым и уполномочили митрополита Кесарийского Арсения всюду и пред всеми проповедовать против беззаконного соединения (1443). В то же время знаменитый Марк Эфесский своими окружными посланиями заклинал всех православных удаляться этого соединения как богоненавистного»56.

В конце 1439 г. митрополит Исидор отправился из Италии в обратный путь. Его маршрут проходил через Венецию и Загреб в Будин («город столичный Венгерского королевства»), оттуда в Краков, Львов, Вильно, Вязьму, Можайск, другие города — в Москву. Из Будина в начале 1440 г. Исидор отправляет окружное послание, в котором призывает православных принять унию и пишет о равенстве двух церквей: чтобы латиняне и православные без боязни посещали церкви друг друга. Прибыв на русские земли в 1441 г., Исидор побывал в Киеве, где князь Александр Владимирович, внук Ольгерда и зять Василия I, дал ему особую уставную грамоту, в которой подтвердил его права как киевского митрополита-кардинала.

Не так его встретили в Москве. Пока Исидор был в Литве, в Москву вернулись его спутники — тверской боярин Фома и Симеон Суздалец, которые поведали московскому князю о предательстве православной веры Исидором и греческим духовенством. Свою лепту внесли монахи Святогорского монастыря, написавшие великому князю и назвавшие Исидора и его сторонников еретиками. Однако московский князь и духовенство не рискнули напрямую выступить против Константинополя, а решили немного подождать, пока Исидор не проявит себя как католик.

19 марта 1441 г. Исидор приехал в Москву по чину папского легата с несением латинского креста и проследовал прямо в Успенский собор для богослужения. На литургии Исидор велел на первом месте поминать не патриарха Константинопольского, а папу Евгения IV. После литургии был зачитан акт от 5 июля 1439 г. о соединении церквей, а также Исидор передал великому князю послание от папы с просьбой о поддержке его, Исидора. Для Москвы и великого князя Московского вина митрополита была налицо. Великий князь Василий Васильевич экстренно созвал собор из шести русских епископов и рассмотрел папское послание. Затем, «скоро обличив» Исидора и назвав его «латынским злым прелестником», приказал заточить его в Чудов монастырь. Софийская летопись сообщает: «Восхоте соединить православную веру с латыньством, не попусти же сему Богъ единому волку погубить бесчисленное стадо овечее православных христьян»57. Так великий князь Московский отверг все римские нововведения и решительно отрекся от единения с Западом в духе Флорентийского собора. Историки полагают, что высшее духовенство находилось какое-то время в растерянности и не знало, какую позицию занять58. Оно не предпринимало активных шагов против Исидора, хотя уже располагало известиями о заключенной им унии.

Русская церковь была противницей католицизма, но церковников беспокоило другое — прямое вмешательство великого князя в дела церковные, разрыв отношений с Константинопольской патриархией, на которую они до сих пор опирались в своих конфликтах с великокняжеской властью. Сопротивлением духовенства, возможно, объясняется и непоследовательность в действиях самого великого князя, который, арестовав Исидора, вскоре дал ему возможность сбежать «нощию бездверием исшед» из русских пределов сначала в Тверь, где «князь Тверский Борис приа его», затем в Литву к великому князю Казимиру, в Новый Городец, и, наконец, в Рим к папе «своему злочестивому» Евгению IV, где Исидор был радушно принят, став вскоре одним из ближайших папских кардиналов59. Москва, по-видимому, осталась довольна таким стечением обстоятельств, так как ей это развязывало руки. К тому же митрополит Марк, участник собора, так и не подписавший унию, стал душою движения против Рима. Византийское духовенство говорило, что лучше стать турком, чем принять унию.

Сведения с христианского Востока побудили московские правящие круги занять открыто враждебную позицию по отношению к приверженцам унии в Константинополе. Поводом послужил приезд послов с Афона. Сохранился текст послания, написанного не ранее лета 1441 г. и привезенного афонскими старцами московскому великому князю Василию Васильевичу в 1442 г. Опубликовал текст документов и обосновал датировку на основе упоминания патриарха Константинопольского Митрофана, скончавшегося летом 1443 г., член-корреспондент РАН Б.Н. Флоря60. В послании говорится, что обратиться к этому государю старцев побудили пришедшие к ним сведения о том, что в Москве Исидора «волка… в кожу овчю одеявшася… от среды себе и стада Христова изринувше». Давая высокую оценку предпринятым в Москве действиям, старцы писали, что они подняли упавший было дух противников унии: «неции… зыбляхуся пасти, встают же пакы, услышавше вашу крепость». Тем самым события, происходившие в Москве, стали переплетаться с церковной борьбой в Византии, оказывая влияние на ее ход. Подчеркивая преданность Святой Горы православию и ее враждебность латинянам, старцы сурово порицали «властель и неистовых святитель», заключивших унию. Особенно резко осуждали они императора, пожелавшего «всю благочестивую веру продать на злате студным латином», и «единомудрена латином» патриарха — одного из главных творцов унии. Старцы извещали великого князя, что «того патриарха и царя ис помяна обычна извергохом», и просили помощи против того «рушителя, а не святителя»61.

В ответном письме великий князь, рассказав об обстоятельствах изгнания митрополита Исидора, благодарил афонских старцев за преданность православию и духовное наставление («духовными крылы достизаете нас и любезно наказуете») и выражал желание поддерживать с ними связи и в дальнейшем. Посылка такой грамоты на Афон была открытой демонстрацией враждебности по отношению к униатскому Константинополю. Если решительные действия великого князя ободрили афонских старцев, то, в свою очередь, поддержка Святой Горы вдохновила русских князей и священнослужителей на борьбу с унией. «Нам не малу силу подаете сим писанием», — писал великий князь афонскому проту62.

Одновременно с этими событиями великий князь обратился к патриарху с резким осуждением унии и с просьбой разрешить избрать своего митрополита. Тем самым был предрешен вопрос о самостоятельности Русской церкви: либо патриарх должен был уступить и дать просимое разрешение, либо великий князь получал безупречное с точки зрения защиты православия право порвать с патриархом-вероотступником. В итоге великокняжеская власть со временем добилась своего. Русская церковь оторвалась от константинопольской церковной организации и осталась один на один с крепнувшей властью великого князя. Однако противоречия между церковью и великокняжеской властью в процессе образования единого Русского государства отнюдь не были исчерпаны.