Ремесленники образовывали самую небольшую часть доиндустриального общества — лишь 2 %. Они считались несколько менее необходимыми производителями, чем земледельцы. Ремесленники — переработчики продовольственных продуктов всех видов, прядильщики, ткачи и портные, строители, рудокопы и работники в лесу — занимались своей работой в 60 тысячах деревень. Производители мечей по статусу были выше остальных ремесленников. Низкое положение занимали кожевники, использование которыми шкур животных нарушало закон Будды. Эти и другие ремесленники, занимающиеся менее престижными формами работы, могли быть отнесены к эта или хинин, отверженным людям, численность которых не учитывалась.

Ремесленники в области производства шелка, лака и искусства первоначально концентрировались в Киото, но вскоре Эдо доминировал в изготовлении предметов роскоши. Производство фарфора сосредоточилось в провинции Сацума, где были расселены пленные корейские мастера по керамике после вторжения Хидэёси. Печатание с помощью ксилографического клише — которое стало известно столетиями раньше от китайцев — достигло почти совершенства. После 1650 г. развился массовый рынок товаров роскоши, которые когда-то покупали только самураи. Городские ремесленники объединялись в жестко организованные гильдии, расположенные на отдельных улицах; подмастерья обучались около двадцати лет без оплаты труда.

Купцы, возможно, составляли 3 % населения. В их число входили уличные торговцы провинций Оми и Тояма, так же как брокеры по зерну и банкиры. Последние образовывали объединения в некоторой степени по образцу структуры политического феодализма. Мицуи Хатиробэй до 1600 г. был торговцем винным и соевым соусом. Его наследники со временем стали банкирами в области обмена между Осакой и Эдо. На протяжении поколений род Мицуи следовал кодексу основателя, поддерживал твердую внутреннюю дисциплину и сохранял высокий уровень эффективности, отстраняя от работы неумелых сыновей и принимая в свои ряды способных служащих путем заключения с ними браков.

Иэясу с уважением относился к торговцам, но последующие сёгуны презирали их и запрещали иметь собственные пахотные угодья. Однако они избегли самого высокого уровня налогообложения, и их коммерческие ассоциации были санкционированы в обмен на низкие цены и оказание специальных услуг бакуфу.

Внешняя торговля с голландцами в Нагасаки и после 1644 г. также с китайцами осуществлялась посредством лицензий под полным контролем правительства. Она велась постоянно, за исключением двух десятилетий после 1794 г., когда голландские опорные пункты были захвачены Англией. Главным импортируемым товаром был сырой шелк, оплачиваемый металлом. Голландцы привозили золото, так как оно стоило в Японии почти вдвое дороже, чем на континенте. Однако постоянно происходила утечка серебра: к 1720 г. почти 5 тысяч тонн белого металла было отправлено за пределы Японии. Количество экспортированной меди выражалось в 140 миллионах монет, не считая слитков.

Пошлины (15 % на голландские и 60 % на китайские товары) приносили ежегодно около полмиллиона рё — 3 миллиона 500 тысяч долларов. Нагасаки стал городом, приносившим наибольший доход в Японии. Ортодоксальные экономисты протестовали против обмена «костей» империи — ее невосполнимых минеральных ресурсов на иностранные безделушки. Иногда им удавалось, встревожив сёгуна, убедить его сократить объем торговли или, по крайней мере, вывоз золотых и серебряных монет. В то же время поощрялось производство японского шелка.

Голландцы, будь то в их темнице в Дэсиме или во время государственных визитов в Эдо, были презираемы, как и все торговцы. Власти проявляли произвол в ценообразовании. После 1672 г. они устанавливали цены на все товары импорта и экспорта. Все же торговля приносила большие прибыли монополистам, и она подпитывала тучу паразитов, имевших отношение к портам и вынуждавших голландцев давать им взятки. Сообщение между Востоком и Западом осуществлялось по той модели, которая существовала во времена Римской империи. Это был обмен предметами роскоши: благодаря торговле богатые женщины красиво одевались, накапливались запасы золота и серебра, оружейные мастера обеспечивались металлом. Однако эта торговля не способствовала общему повышению жизненного уровня. Пряности, которые продавались в Японии в восемь раз дороже, чем они стоили в Макассаре, явно не могли повлиять на питание бедняков.

Тёнины («тёнин» — горожанин) были классом в себе. Город Осака, кухня и мастерская Японии, в некоторой степени утратил свой престиж с падением Тоётоми, но к 1800 г. население города составляло полмиллиона человек. Эдо был крупным городом, почти в три раза больше Осаки: 800 улиц, 731 ясики, из которых самый большой занимает площадь в 200 акров (809 кв. м), и 1000 храмов. Эдокко (буквально «ребенок Эдо», то есть тот, кто родился и вырос в Эдо. — Пер.) — особая категория людей, отличающихся напористостью, сметливостью, находчивостью. Городская bourgeoisie быстро завладевала деньгами даймё, приезжавших на полгода в Эдо, и тратила их на развлечения. Было рискованно накапливать капитал, который мог быть съеден налогами или конфискован. Большинство горожан предпочитало тратить деньги в великолепных ресторанах с гейшами, таких же роскошных, как дворцы, или в квартале ёсивара («веселое поле». — Пер.), созданном сёгунатом, чьи «королевы» были украшением общества. (Квартал «ёсивара», в котором находились публичные дома, был создан сёгунами династии Токугава. — Пер.)

Театр был почти так же популярен. Предпочтение отдавалось кабуки, пьесе с интригой, напыщенностью и насилием. Успешный актер театра кабуки получал больше денег, чем губернатор. Его техника была объектом бесконечных дебатов в чайных. Жена купца мало думала о трудностях путешествия туда и обратно по Токайдо, желая посетить демонстрацию моды в Киото.

Жизнь в городе была такой яркой и заманчивой, что самураи утратили склонность к сельской, скучной жизни. Значение городов возрастало как в политической области, так и в концентрации богатства[117], но разросшийся Эдо сильно зависел от источников снабжения. Если поставки риса прекращались на неделю, городу угрожал голод. Эти частые сбои в поставках вызвали около ста городских «рисовых» волнений в эпоху Токугава.[118]

Различия между самураями, земледельцами, ремесленниками и купцами были наследственными, но все же происходило некоторое классовое перераспределение, когда, например, дворянин начинал заниматься какой-либо профессией или священнослужитель переходил в сферу финансов. Разница в жизненном уровне была меньше, чем в Европе. В каждом доме были соломенные маты и бумажные стены. Буддизм запрещал употребление мяса, и большинство бедных людей могли регулярно есть только рис. Наглядное действие закона экономики позволяло обедневшему эстету с его несколькими хорошо подобранными предметами искусства быть на равных с богатым коллекционером.