Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда бы не решилась на такое – проплыть подземный грот. Сигануть с обрыва в море, набрать воздуха и занырнуть в затопленный тоннель. Я всегда боялась темноты, удушья, не могла надолго задержать воздух в легких. Форс мог.
Двигаться здесь нужно было аккуратно. Если слишком быстро и агрессивно, плоские рыбы с электрическими хвостами почувствуют угрозу и атакуют.
«Всплывать после этого только трупом», – пояснил усатый.
Да, дроны здесь не беспокоили, но остальное…
Господи.
Крейден плыл.
Отлично установленные подводные камеры, достаточное освещение для того, чтобы рассмотреть детали, – его обнаженное тело, отсутствие очков, шорты, плавные движения. Пузыри, иногда уплывающие изо рта наверх, плавные движения пальцев, ног, размеренные гребки.
Проблема заключалась не в спящих скатах даже – их пловец огибал, завидев заранее, – но в медузах. Они жалились.
– Обычно их нет, – оправдывался админ, – но сейчас прилив…
Он тоже видел, как иногда вздрагивала то рука, то нога Крейдена от ожогов, как поджимались его губы.
– Это последнее испытание…
Я была бы рада, если бы последнее завершилось еще час назад.
– … ваш друг… идет на рекорд, вы понимаете? Без подготовки.
«А если судорога? Если яда медуз станет слишком много?»
Не дышал под водой Форс. Не дышала я.
Усатого же, как прорвало.
– Если рекорд, мы увешаем его фотографиями все коридоры!
– Он не позволит.
Крейден не публичный человек, ему не нужна слава.
– Думаете?
– Уверена.
Тоннель тянулся бесконечно. Я была готова отдать конечность, лишь бы мужчина, преодолевающий бесконечный плавучий полумрак, уже всплыл, сделал вдох, вернулся, наконец… Никогда больше я не заговорю про Мерил Хант, про проверки, про испытания. Мне хватит мужественности Форса в жизни, мне уже хватило на годы вперед.
– Он почти у выхода…
Я считала секунды. За время трейла тот, кого снимали камеры, сбросил семь потов и много килограмм – я, наверное, тоже. Мои руки так и не перестали трястись.
– Осталось несколько метров…
«Давай!» – я любила Крейдена. Не знаю, когда я поняла это, но поняла совершенно точно. Я не могу его потерять – никак, никогда. Таких, как он, больше нет. Дело не в этом месте, не в Мерил Ханте вообще. Пусть он отлупит меня по жопе, когда вернется, я готова сожрать тонну песка, если он прикажет. Не прикажет, конечно, но вдруг явило себя на поверхность мое очень глубинное к Крейдену чувство.
– Он сделал это! Сделал! – орал админ спустя какое-то время. Я же разваливалась внутри на части от пережитого напряжения. – Ему полагается приз, вы знаете об этом? Денежный. За новый установленный рекорд. Пятьдесят тысяч…
К черту деньги. Я нашла бы их сама заранее, если бы знала, через что здесь придется пройти.
– Это все? – Кажется, это с моей шеи сваливалась удавка. – Больше ничего?
– Больше ничего! – усатый смеялся от облегчения, его глаза впервые блестели так, как, наверное, блестели редко. Мне же хотелось убраться отсюда подальше.
– Где он? Где его встречать?
*
(Lauren Daigle – Rescue)
В мужскую душевую, наверное, было нельзя. Но мне было наплевать, я к ней бежала.
Если бы меня сейчас снимал какой-нибудь дрон, он бы вещал на экран сумасшедшую от чувств девушку. Распахнутую ей дверь, мужчину с порезами от кошачьих лап на груди, поворачивающегося на звук.
Из лейки хлещет горячая вода, везде пар; голый Форс. Мощный, взмыленный, все еще пышущий адреналином. По его телу стекают струи; на животе, ногах, предплечьях пятна от ожогов.
– Если бы я знала… – Я задыхалась, мне не хватало чувств. – Если бы я только знала… Куда?! Без страховки?
«Как ты мог?!»
Наверное, я не смогла бы заколотить по его груди, даже если бы захотела. А еще не смогла бы, потому что мои руки тут же перехватили, потому что впечатали в кафельную стену. Мои ноги ватные, у меня вообще все внутренности давно стали ватой.
«Я же люблю тебя, идиот…»
Он поцеловал. Без слов, но с таким чувством, с каким выдыхают огромное напряжение, с которым прижимаются к тому, по кому соскучились чрезвычайно.
– Я… могла тебя… потерять…
– Не могла.
На меня попадала морось из душа – промокала кофта, промокали штаны. Стали мокрыми от воды на полу кроссовки – какая все это мелочь. А его пальцы, расстегивающие молнию, – не мелочь.
– Тебе… не больно?
Я же боялась касаться ожогов на его коже. Сколько синяков, сколько «битых» мест на его теле, порезы на лбу, щеке – я себя прокляну.
– Мне не больно.
Куда-то делись под жадными пальцами мои штаны, после трусики – все сползло вниз, в лужу.
То чувство, которое я испытала, когда он вошел в меня, я не забуду никогда. Абсолютная мягкость, готовая принять, и жесткая, агрессивная мужественность, которую жаждешь. Не грубый, но все еще взмыленный, полный стальных канатов внутри, он брал, как воин, дорвавшийся до своей женщины. Он целовал, брал целиком, он входил в облако, готовое поглотить все его напряжение до последней капли. С нас капало, по нам текло, нас окутывало паром – я же чувствовала только его. Никогда в жизни я не хотела мужчину так сильно, как теперь хотела Крейдена.
Я обнимала его, когда он заканчивал, ликовала, когда он вздрагивал на последних толчках, испытывала триумф, ощущая, как расслабляются его мышцы. Я знала, что держу не его спину, не его тело, я чувствовала, как держу в своих теплых ладонях что-то другое, настоящее – его сердце.
*
(Elyanna feat. Massari – Ana Lahale)
Он ел жадно. Крейден ел, как очень голодный мужчина. Картошку, бургер с мясом, хлеб с сырной корочкой, снова картошку. Он и был голоден, он только что сбросил такое количество калорий, какое в спокойном состоянии мог бы потерять за неделю. Пусть цифры относительны, пусть я никогда не занималась точным расчетом калорий, но его напряжение, а теперь и его аппетит, видела наверняка.
А еще он ел сексуально. Не знаю, как такое возможно? Сначала он бегал весь такой на взводе, а теперь с тем же количеством напористости поглощал еду. И на это можно было смотреть бесконечно.
Мне же кусок в горло не лез – нервы на лоскуты. Им, бесконечно мужественным, тоже требовалась наша забота, то самое женское тепло, и мне хотелось Форса обнять. Укрыть невидимым крылом курочки-наседки, чтобы в его сердце поселился уют.
«Я здесь. С тобой». Раньше всегда рядом был он. Теперь рядом была я.