– Меня ждёт подруга, - говорю, ощущая, как досада сквозит в голосе.

– Буду ждать в парке за торговым центром через час.

Назар жмёт кнопку, лифт открывается, и он, набросив капюшон, быстро выходит, оставляя меня одну почти в шоковом состоянии.

Я приваливаюсь затылком к стеклянной стенке лифта и прикрываю глаза. Игнорирую несколько сигналов телефона, прежде чем собраться и ответить Ольге.

– Надюш, я тебя жду на первом у ювелирного. Быстро я, да? - подруга хихикает, а я делаю глубокий вдох и медленный выдох, чтобы ответить ей как можно ровнее.

– Сейчас буду.

Мы встречаемся с Олей и идём по магазинам. Но я совершенно не могу сконцентрироваться ни на её рассказе о новеньком на потоке, который перевёлся из Питера в наш универ, ни на её выборе кофточки.

– Голубая или зелёная? - Оля после примерки обеих держит в руках одежду, пытаясь выбрать.

– Обе идут тебе.

Я отвечаю универсально, потому что сейчас даже вспомнить не могу, как они на ней смотрелись десять минут назад. Мой мозг занят - он считает минуты до истечения часа.

– Оль, ты извини, мне надо срочно бежать.

– Ладно… - протягивает она, когда я, чмокнув её в щёку, торопливо ухожу.

Я не могу ей всего рассказать. Да и не хочу пока. Она понимает, что со мной что-то происходит, но в душу не лезет, знает, что я очень закрытая, и так мне комфортно. Наверное, поэтому я и ценю её как подругу. Единственную и понимающую.

Выхожу из торгового центра и иду в сторону парка. Чувствую, как пальцы покалывает от волнения и желания увидеть его ещё раз. Услышать, что скажет, поверить и больше не сомневаться.

В парке людей почти нет. В самом конце аллеи на одной из лавочек я вижу Назара. Он сидит, вытянув ноги и скрестив ступни. Без капюшона и маски - открыт.

– Пришла, - встаёт, когда я подхожу ближе.

– Пришла, - киваю и застываю, не зная, что дальше говорить или делать.

Я за месяцы привыкла бояться его, а потом и испытывать желание, смешанное со страхом и чувством опасности. А сейчас я вдруг чувствую себя растерянной.

– Пройдёмся? - он кивает на пустынную аллею, а я соглашаюсь.

Мы идём и молчим. Я ловлю лёгкий аромат его парфюма, доносимый слабым ветром и понимаю, что отчаянно хочу прикоснуться. Хочу, чтобы он прикоснулся.

– Расскажи мне, - стряхиваю наваждение. - Твой брат… он плохой?

– Нет, Надя, - грустно ухмыляется Назар и начинает негромко рассказывать. - Мой брат был хорошим. Добрее меня, послушнее, способнее, но он себя почему-то недооценивал. В нашей паре близнецов кривым зеркалом был я. Это я творил нехорошие вещи, делал то, за что родители не похвалят. А он… не осуждал. Прикрывал перед родителями, страховал с учёбой.

Он рассказывает, а мне представляются братья-близнецы лет восьми-десяти. Схожие внешне и разные по характеру.

– Я, Надя, правда не был паинькой. Совсем. Нехорошая компания, ночёвки у друзей без предупреждения, другие шалости, если так их вообще можно назвать. С отцом мы не особо были дружны, с мамой я тоже держался на расстоянии. А потом, когда нам с Разом исполнилось четырнадцать, мать родила Амелию - сестру. И тут меня накрыло. Не знаю почему, но этот мелкий визжащий свёрток полюбился мне с первого дня, - Назар увлёк меня на лавочку в сени деревьев напротив детской площадки. - Маме было сложно, и я старался быть рядом. Перестал пропадать и хамить, даже начал лучше учиться. Только Разу это, кажется не понравилось. Мне он ничего не сказал, ревновал молча, но вот матери… Отец завёл очередную любовницу - домработницу нашу, и Разан старательно и с фотоотчётом слил это матери. Родители поссорились, развелись. Мать съехала, отсудив опеку на Ами, а над нами не смогла. Да, возможно, и не захотела.

Назар замолкает, разглядывая носки своих ботинок, снова вытянув ноги, как до этого. А у меня складывается впечатление, что сейчас, передо мной, он впервые вот так выворачивает наизнанку свою душу. И кто как не я понимаю его, потому что и сама осталась без матери из-за того, что родители разбирались между собой, не взяв в учёт детское сердце.

– И тут меня накрыло снова, но уже иначе, - снова говорит Назар. - Я громко поссорился с отцом, а потом… поджёг дом.

– Эмоции не всегда нам подвластны, - я решаюсь накрыть его пальцы, и в ответ он сжимает мои.

– Только обернулось это едва ли не трагедией. Оказывается, Раз спал дома, хотя я думал, что он в школе. И когда я понял, было поздно. Дыма было слишком много. Я не смог добраться даже до его комнаты, когда отрубился, надышавшись. А очнулся уже в больнице. Разан вытащил нас обоих. Отсюда и ожоги.

Возможно, другая бы бежала уже сверкая пятками. Назара нельзя назвать благополучным пай-мальчиком, но… нужно быть честной с самой собой - он им передо мной никогда и не был.

– А дальше лечение и решение отца отправить меня в закрытую школу для проблемных детей во Владивосток, где я и познакомился с Миксаевым. Папа хотел, чтобы я перестал влиять на Раза, но когда я вернулся из интерната, то понял, что Разан…

– Получил то, чего всегда хотел, - закончила я за него. - Стал тобой.

– Хуже, Надя, - снова невесело хмыкнул Назар. - Я отдаю себе отчёт, что я сам из себя представляю, особенно после интерната, который проще назвать тюрьмой для бешеных зверьков, но Разан, когда я вернулся, меня удивил.

Мне так много хотелось спросить у него. В конце концов, узнать, насколько серьёзной оказалась рана - с этого, Надина, и стоило начать! Хотелось узнать, общается ли он с мамой и сестрой, где живёт, почему молчал целых две недели. Хотелось задать тысячу вопросов.

Но он ждёт сейчас другого.

Даёт мне выбор.