Мертвых не надо тревожить. Твоему папе не хочется, чтобы его жена кормила безопасников и ездила с ними на задержания. Пусть думают, что я на самом деле погибла, так у них не возникнет желания вернуть былые взаимоотношения.

— И вы согласились порвать контракт с ментами? — удивился Дени. — Просто потому, что папа захотел?

— Контракт был не у меня, а у господина Ильтена. Я контрактом не связана, рвать нечего. — Она слегка улыбнулась. — А твой папа имеет право на какие-то уступки с моей стороны, как по-твоему? Раз уж сам идет мне навстречу кое в чем.

— Точно, — подтвердил Хэнк.

И зачем напомнила?

— Как насчет уступок? — спросил Хэнк вечером, когда они, проводив детей на ночную рыбалку, ложились спать.

— Каких еще уступок?

Она потянулась его приласкать, чтобы ненавязчиво уйти от обсуждения, но Хэнк решительно придавил ее руку к подушке, вторая рука тоже оказалась в захвате.

— Не соскакивай с темы!

Эх, не прокатило.

— Помнишь, когда мы договорились вместе жить, ты развела меня на два обещания? Но давал их только я, а ты ничего не пообещала в ответ.

— Хочешь уступок? Ну вот: я не вожусь больше с ментами. Не рискую своей жизнью и твоей репутацией. Разве не так?

— Не пойдет! Можешь морочить мозги детям, у тебя это хорошо получается. Но я-то в курсе, почему ты разошлась с легавыми. Это необходимо в первую очередь тебе из-за твоего нелегального положения. А что ты сделаешь ради меня?

Тереза надулась.

— Я и так все делаю ради тебя. Вон, хочу сделать тебе приятно, а ты не даешь. — Она пошевелила кистью, но оторвать руку от кровати не удалось.

— Не отмазывайся, тебе самой еще приятнее.

— Ладно. — Отрицать это невозможно. — Давай я пообещаю не курить. Как тебе?

Он подумал. Звучит хорошо, но, по сути, что это меняет? Она все равно почти не курит. Один или два раза за все время, что он ее знает — не считается.

— Да кури, если так уж охота.

Она вздохнула.

— Билле, скажи толком, тебе что-то конкретное от меня надо? Излагай. Не гарантирую, что дам обещание, но приложу всю силу воли.

Вот это конструктивный разговор. Он поразмыслил снова.

— Обещай, что не заведешь любовника.

Тереза не удержалась от смешка:

— Боишься конкуренции? — Он нахмурился и невольно сильнее сжал ее предплечья, и она добавила: — Билле, ну ты чего? Ты лучший мужик из всех живых. Хорошо, если для тебя это так важно — обещаю. — Хватка ослабла. — Всё?

— Нет. С моей стороны было две уступки, вторая за тобой.

— Говори, какая.

Зохен, вот он, ключевой момент — и ничего в голову не идет. Казалось бы, осуществляй любые мечты! Но заговаривать о несбыточном глупо. Попросишь ее, к примеру, не носить брюки — только поднимет на смех. Требовать можно лишь то, что она готова пообещать.

— Знаешь, — проговорил он, — как ни странно, меня в тебе все устраивает. Не до конца, но довольно, чтобы не тратить на искоренение твоих недостатков драгоценное желание. Давай так, Тереза. Однажды я попрошу у тебя что-нибудь, чего тебе очень не захочется делать. Или даже прикажу. И ты это выполнишь — без споров, без отмазок.

— Продаешь мне кота в мешке, — проворчала несколько удивленная Тереза. «Пообещай то, не знаю что».

— Один раз, Тереза. Это немного.

— Ну, допустим. Раз ты так хочешь.

— Поклянись! И желательно — торжественно, а то знаю я тебя.

Тереза закатила глаза.

— Руку отпусти, дуболом. И дай мне нож.

Она встала с кровати, порезала себе палец и стряхнула капли крови в камин.

— Я, Тереза Хэнк, клянусь, что беспрекословно исполню одну твою просьбу или приказ, когда ты об этом напомнишь.

Огонь в камине загудел, взметнулся высоко. Тереза рефлекторно отпрянула.

— Круто, — уважительно произнес Хэнк. — Верю.

Тереза мысленно чертыхнулась, с тревогой глядя на догорающие чурбачки. Райзен говорила, что такое бывает, когда даешь серьезную клятву. При этом клятвы, которые они дали друг другу в болотах Лимантла, были сочтены огнем не слишком значимыми — так, проходными, пламя стало лишь чуть поярче. Тереза никоим образом не рассчитывала на огненное шоу, просто хотела добавить чуть-чуть пафоса для Хэнка, вот и вспомнила о ритуале. Что она сделала, черт возьми? Что за клятву она умудрилась сейчас принести?

— А вот тут поставим теплицу, — сказала Тереза. — Мальчики, помогайте.

Хэнк самоустранился. Сказал, что если его на отдыхе заставят заниматься какими-то хозяйственными постройками, он точно кого-нибудь убьет. Кого проще технически, так что дети тоже в группе риска. Дети, от греха подальше, отправили отца валяться в гамаке.

— Берите лопаты и копайте здесь.

Тереза не возражала против замены: два молодых здоровых мужика в плане физической работы ничуть не хуже, чем один не очень молодой. И не слишком здоровый: хоть Хэнк и держался в неплохой форме, старые раны начали побаливать к дождю.

— Нет, лучше здесь. Здесь солнца больше.

Дети, только что выкопавшие несколько ям, дружно застонали:

— Ну ма-а-ам!

— Соленья и маринады небось любите? — парировала она. — Тогда радостно копаем. Отсюда и до обеда. А я пошла суп варить.

Когда-то Дени не любил суп. Пока первая мама не попала в больницу, а он — под опеку тогда еще госпожи Ильтен. И неожиданно, когда проведешь полдня на свежем воздухе в труде или тренировках, суп оказывается очень вкусным. На корабле, где служил Дени, супы не готовили. Консервы, хлебцы, каши из пакетиков… А гоняли контингент примерно так же. Дени жутко соскучился по маминым супчикам.

Тюль в институте не слишком напрягался физически. Но поесть с детства любил. В чужом городе, в общежитии он вынужден был пользоваться услугами РЦП, но покупной суп не был таким душистым и наваристым. То ли повара нужных трав не знали, то ли экономили мясо… Да просто готовили без души. Предвкушение супчика вдохновило Тюля, и он старательно копал, устанавливал какие-то рейки, натягивал полиэтилен на пару с Дени.

На обед пришла чета Ясаре с двенадцатой дачи. Теплица Терезы досталась им вместе с домом и двором, а они не знали, что с ней делать. Бестолковые, охарактеризовала их Тереза при знакомстве. Ей не давало покоя, что они нерачительно распоряжаются ее имуществом. Назначение теплицы не поняли, скульптуру Пушка не оценили: господин Ясаре порывался ее срыть, Тереза чудом убедила его, что этот предмет искусства представляет огромную художественную ценность. Фонарь у ворот сняли, прицепили холодную продолговатую лампу. Тьфу!

Нет, так-то Ясаре были люди нормальные. Не мусорили, не шумели, не пьянствовали. Похабных домашних животных не заводили, в отличие от хозяина дачи номер 3,