Немного позже ко мне приходит Наташа, приносит чай, завтрак и поясняет, что цветы от Константина. Он заходил ко мне рано утром, когда я спала. Не знаю, как к этому относиться. Приятно, что в тебя не только играют, как в покорную куклу, но ещё и заботятся. Возможно, в этом мужчине есть что-то нормальное и человечное. И я даже рада, что он показал себя с этой стороны. Мне так легче воспринимать Константина и мириться с тем, что в меня играют.

Чай, мед, сон и лекарства сделали свое дело, и к вечеру я уже чувствую себя сравнительно хорошо. Видела, что Адамади приехал домой, но ко мне не поднялся, поэтому умываюсь, привожу себя в порядок, заплетаю волосы, надеваю длинный шёлковый халат и спускаюсь вниз, чтобы поблагодарить Константина за цветы и мед.

Беспечно врываюсь в его кабинет и застываю, потому что он там не один. Напротив него за столом сидят двое мужчин. Один молодой, а другого я уже видела за ужином, кажется, Константин представлял его как Родиона. На столе среди бумаг стоят бокалы с коньяком и пепельница с дымящимися окурками. Мужчины резко оборачиваются ко мне, а я стою, как вкопанная, и осознаю, что поступила глупо. Мне не нужно было спускаться и уж тем более врываться в кабинет без стука.

— Какая конфетка, — присвистывает молодой мужчина, осматривая меня горящими глазами. — Этот десерт для нас? — усмехается мужчина. Я слышу шумный вздох Константина, поднимаю на него глаза, и по моему телу пробегают мурашки. В его глазах плавится ртуть, ещё немного, и она выплеснется наружу, всех при этом накрыв.

— София! — сквозь зубы цедит он. — Немедленно вернись в комнату!

И я сбегаю.

Закрываюсь в комнате и глубоко дышу. Боже, какая я идиотка! В моем понимании дом — это когда все свои, когда можно войти в любую дверь, и я совсем забылась. У Адамади другая жизнь, другие правила и ценности. Я повела себя, как ребенок. Инициатива наказуема. Нужно делать только то, что говорят, и не лезть со своими порывами.

Я ждала его злого. Ждала, что он отчитает меня, как непослушного ребёнка. Но этого не произошло. Где-то через час Константин позвонил мне и попросил спуститься вниз.

В просторной гостиной горит лишь один напольный светильник, а на столике между кресел фарфоровый чайник и чашки, малиновое варенье и какая-то ароматная выпечка. Константин сидит в кресле и смотрит в окно на расплывчатое отражение в стекле светильника. На улице идёт дождь и бушует ветер, стекло похоже на искажённое зеркало, по которому плывут большие капли, Адамади переоделся, на нем простые джинсы и серая футболка, облегающая торс. Необычно видеть его такого простого снаружи. Но это только видимость, он очень сложный внутри. У мужчины в руках четки из чёрного камня, он медленно перебирает их пальцами и смотрит на меня в отражение.

— Присаживайся, — говорит спокойно, вопреки моим ожиданиям. А я жду бурю. Делаю так, как он просит, присаживаясь на край кресла. — Как ты себя чувствуешь? Смотрю, тебе намного лучше?

— Да, все хорошо. Немного болит горло, но это ерунда. Спасибо за заботу, — сбивчиво тараторю я и волнуюсь, как школьница на экзамене. Я ошибалась, когда думала, что с этим мужчиной легко. Стоило увидеть его, услышать низкий голос, и давящее напряжение вернулось с удвоенной силой.

— Не кусай губы, — вдруг говорит он, и я понимаю, что Константин смотрит на мое отражение в стекле.

— Я надеюсь, ты осознала свою ошибку?

— Да, извини, такого больше не повторится, — возникает ощущение, что меня отчитывает отец.

— Пей чай, пока горячий, — он поворачивается ко мне и указывает на стол. — Попробуй греческие пирожки с сыром и медом. И мне налей чаю, — как-то устало просит он, потирая подбородок. Беру чайник и разливаю горячий напиток. Смотрю на пирожки и понимаю, что очень хочу есть. Со вчерашнего дня я ела только мед и лекарства. — Итак, теперь объясни, для чего ты ворвалась в мой кабинет? — спрашивает он, расслабленно откидываясь в кресле с чашкой чая. Глаза уже не темные, а усталые.

— Хотела поблагодарить.

— За что? — усмехаясь, спрашивает он.

— За цветы и мед. Очень вкусно, — меня немного отпускает. Похоже, бури не будет.

— Пожалуйста, София. Но никогда не благодари людей, которые и так должны тебе дать то, что полагается. За такие вещи благодарят только самых близких… Очень близких, — вдруг произносит он.

— По нашему договору мне полагалась твоя забота? — смело спрашиваю я, потому что вдруг понимаю, что мне интересно его мнение. Сегодня он другой, более открытый.

— Это забота о здоровье, такой пункт там тоже есть, — на его губах мелькает улыбка.

Киваю, не зная, что сказать. Наверное, он во всем прав. Ему нужна здоровая игрушка, цветы и сладости — это забота о психическом здоровье.

Дальше я ем, а он, как всегда, смотрит на меня, перебирая тяжёлые черные продолговатые бусинки. На меня впервые не давит его присутствие и тяжёлый взгляд, не душит запах.

— Наелась? — спрашивает он, когда я вытираю пальцы салфеткой.

— Да, спасибо, вкусные пирожки, необычные.

— Температуры нет? Слабость?

— Нет, все хорошо.

— Тогда иди в спальню, — говорит он, меняя голос на более низкий. — В мою спальню, — добавляет Константин.

А по моему телу проходит волна жара. Я, как всегда, не готова к близости, но отказать не могу. Немного медлю, но он не торопит, просто наблюдает за моим смятением. Встаю с кресла и поднимаюсь наверх.

София

Его комната не похожа на другие в этом доме. Везде светлые тона и много света, а здесь преобладают темные тона. Большая низкая кровать с черным бельем, а над кроватью необычная мягкая стена, обитая черной кожей. Тумбы из темного дерева, на них светильники и пара книжек. Дверь в ванную и приоткрытая дверь в гардероб. Темные тяжёлые шторы и серый ковролин. Но меня привлекает необычное кресло возле окна. Он длинное и волнообразное, обитое кожей. Подхожу к окну, трогаю необычный предмет мебели. Не очень мягкий. Обнимаю себя руками и смотрю в окно в ожидании Адамади.

Он проходит в спальню, и комната наполняется его насыщенным терпко-горьким запахом. Слышу его шаги, звук открывающихся шкафов, но не оборачиваюсь. Мне все равно страшно. Прошлый раз я была пьяна и плыла по течению. Адамади мной управлял, а сейчас мой трезвый ум не понимает, что он уготовил мне на этот раз.

— Иди ко мне, — тихо, но в повелительном тоне зовет он. Пока я медленно подхожу, Константин нажимает на маленький пульт, и комнату заполняет музыка. Оглядываюсь и не могу понять, откуда идет звук, словно колонки в стенах, с разных сторон. Музыка негромкая, больше фоновая, красивая, с эмоциональными всплесками, я бы назвала ее чувственной. У певицы красивый сильный голос, и она вторит музыке то тихо и мелодично, то эмоциональными вспышками.

— Не пойми меня неправильно, — слегка усмехается мужчина, когда я подхожу к нему. — Но ты прекрасна, когда болеешь, — он скидывает руку и проводит костяшками по моим щекам и скулам. — Щеки раскраснелись, губы припухли. Такая уязвимая, трогательная, невозможно устоять и не надругаться над этой чистотой.