Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тоже хорошую штуку нарыл, — похвастался Пашков. — Куртка. Японская. Времен отцовской молодости. Он до сих пор иногда в ней на даче картошку копает. Вообще-то она на даче обычно и остается. Но в этом году мать сказала отцу, что в таком даже картошку копать антисанитарно. В общем, предки ее захватили с собой. Мать ее выстирала в машине.
Лешка напялил куртку. Ее усеивали разноцветные и разнокалиберные пятна.
— А ты уверен, что твоя мать ее стирала? — испытывал по этому поводу большие сомнения Темыч.
— Сам видел, — откликнулся Лешка. — Просто ее ничего не берет. И ничто ей уже не поможет,
Олег порылся в чемодане.
— Ура! Нашел! Эта вещь как раз для меня!
И он продемонстрировал друзьям широченный серый плащ, заляпанный краской.
— Когда мать намылилась его выкинуть, — пустился в краткий исторический экскурс Олег, — отец не позволил. Он, видите ли, считает этот плащ реликвией, потому что еще в советское время, когда учился в институте, а потом работал в НИИ, их посылали то на овощебазу, то на какие-то стройки, то на субботники. И отец надевал этот плащ.
— На плаще это отразилось, — поскреб пальцем заскорузлое цементное пятно Темыч.
— Зато, когда я надену эту фигню поверх собственной куртки, — сказал Олег, — мне будет тепло и в то лее время образ «дедушки-бомжа» не нарушится.
— Теперь вопрос обо мне, — уныло произнес Те-мыч. — Дома у нас ничего старого не оказалось.
— Что ж ты раньше молчал! — напустился на него Олег. — Времени уже мало осталось. — Он снова начал рыться в большом чемодане.
— Могу предложить только это, — Олег выудил на поверхность короткое пальто в серо-буро-малиновую клетку. — Только учти, Темыч: оно женское. В далеком прошлом его носила моя мать.
— Внучок «дедушки-бомжа» не должен особо привередничать, — . встрял в разговор Пашков.
— Давайте, — обреченно махнул рукой Темыч. После этого ребята быстро загрузили вещи обратно
на антресоли и принялись гримироваться. В половине одиннадцатого позвонила Моя Длина.
— Ребята, мать с бабкой уже почти готовы. Так что занимайте позиции.
— Уже выходим, — ответил Олег. Моя Длина положила трубку.
Ребята еще раз посмотрели в зеркало. Составчик гримерши из Театра концептуальной драмы успел засохнуть. Лица у мальчиков сморщились, кожа потемнела, точно они круглый год жили на улице.
— Я бы рядом с такими стоять не рискнул, — сказал Женька.
— Кому же охота, — согласился Пашков.
— Чует мое сердце… — начал было Темыч.
— Только не это! — взмолился Олег.
Вульфа, похоже, внешний вид хозяина и его друзей совершенно не волновал. И он всем своим видом показывал, что не прочь отправиться с ними на прогулку.
— Нет, Вульфик, — покачал головой Олег. — Ты останешься дома.
Пес, поджав от обиды хвост, поплелся в гостиную.
Ребята вышли на лестничную площадку. Олег вызвал лифт. Створки его почти тут же раздвинулись. В следующий момент четверо друзей испуганно отпрянули назад. Такого никто из них не мог предположить. Из кабины прямо на них вышла вооруженная неизменной увесистой палкой соседка Олега — Анастасия Кельмановна Редкозубова.
Напряженные отношения с бабкой Редкозубовой длились у Компании с Большой Спасской не первый год. Когда-то давно она, по слухам, работала буфетчицей то ли в Большом театре, то ли в консерватории. Выход ее на пенсию совпал с наступлением новых времен для России. Анастасия Кельмановна, будучи натурой предприимчивой, с головой окунулась, как она это называла, «в квартирный бизнес». А точнее, начала пускать в свою квартиру коечников, по большей части с трех вокзалов. Дело приносило стабильный доход до той самой поры, пока один из самых постоянных и щедрых жильцов бабушки Редкозубовой не попался на хранении и продаже наркотиков. К несчастью для Анастасии Кельмановны, склад вышеупомянутого товара был обнаружен именно в ее квартире. Жильца посадили. А бабка Редкозубова отделалась солидным штрафом за незаконную сдачу жилья.
Бизнес накрылся. Бабка Редкозубова, прокляв как рыночные преобразования, так и «демократов», с ходу вступила в одну из российских компартий. Теперь смысл ее жизни состоял в обличении «классовых врагов», коими она считала подавляющее большинство жильцов собственного дома. Особенной нелюбовью Кельмановны пользовалось младшее поколение, среди которого главным противником она почему-то считала Олега.
К этому стоит добавить, что, несмотря на солидный возраст, Анастасия Кельмановна отличалась завидной физической силой, а в качестве боевого оружия очень ловко использовала собственную клюку. Сокрушительные удары бабки Редкозубовой испытала на себе в разное время вся мужская часть Компании с Большой Спасской. Боевая тактика Анастасии Кельмановны всегда зиждилась на внезапном нападении. Врага она подкарауливала за собственной дверью. Притаившись к ней ухом, Анастасия Кельмановна бдительно следила за происходящим на лестничной клетке. Затем, выждав удобный момент, добрая бабушка с хриплыми и непримиримыми возгласами: «Дармоеды! Подонки!» — атаковала противников клюкой. А потом столь же стремительно ретировалась под защиту собственной квартиры.
Иногда бои разворачивались возле подъезда. Правда, в таких случаях Анастасия Кельмановна предпочитала атаковать с тыла. Такие революционные выступления чаще всего происходили совместно с единственным близким другом Анастасии Кельмановны в этом Доме — старым большевиком Трясиновым. Тот на открытые вооруженные действия не решался. Зато оказывал моральную поддержку, истошно вопя: «Бей буржуев! Не отдадим Россию на поругание!»
Правда, уже больше года Анастасия Кельмановна почти не показывалась в своей квартире. Она устроилась жить на чью-то подмосковную дачу, то ли домработницей, то ли сторожем. Старый большевик Трясинов без нее мигом увял и, напрочь оставив революционную борьбу, уехал на постоянное жительство к дочери, которая давно уже основала свой бизнес где-то на Скандинавском полуострове. Компания с Большой Спасской ото всех этих перемен испытала большое облегчение. Беляевы-старшие — тоже. Ведь кроме боевых действий, Анастасия Кельмановна чуть ли не раз в неделю являлась к Борису Олеговичу и Нине Ивановне с жалобами на их сына. Причем, рассказывала по большей части совершенно фантастические истории.
И вот, кажется, бабка Редкозубова вновь переехала в дом один по Портняжному переулку. «Наша Фредди Крюгер вернулась», — едва увидав ее, с ужасом подумал Олег. Отступать было некуда. Бабка Анастасия Кельмановна, размахивая в воздухе клюкой, надвигалась прямо на них.
— Это еще что такое? Кто вас сюда пустил? — с яростью прохрипела она.
— Да мы… — Олег уже хотел вежливо с ней поздороваться, когда его вдруг осенило, что они сейчас вроде как не они. — Мы тут пришли попросить, — старательно изменив голос, добавил он.