других, что я держал в руках на Калибане, ибо если ты исповедуешься, то исповедуешься полностью и с чистым сердцем. Я бы мог рассказать ему о своей обиде, но тогда я был должен признать, что Лев оказался прав, изгнав меня. Я ведь поставил его жизнь на одну чашу весов против собственных амбиций на другой. Ужасное преступление, если подумать.

Я взглянул на Эреба и заметил, как Несущий Слово внимательно меня изучает. Затем его взгляд на долю секунды метнулся от меня к Каласу. Выражение лица Тифона было бесстрастным, прямо образцом нейтральности, но в единственном взгляде я прочитал целый сценарий последовательных реакций, ибо я не тупица.

Калас поручился за меня, это было ясно. Он имел какой-то важный чин в их секретной организации, помимо звания старшего офицера Гвардии Смерти. Но Эреб, этот капеллан из другого легиона, был, безусловно, влиятельнее. Возможно, самым влиятельным. Или все-таки он отчитывался перед Лоргаром?

Такой способ вербовки сопряжен с огромным риском. Я ведь уже говорил, что давно страдал паранойей из-за боязни, что мои книги обнаружат, и потому знал, что единственное непродуманное решение или момент слабости сделает меня уязвимым. Если бы Лев не появился на корабле, возможно, их предложение стало бы тоньше, а воздействие — продолжительнее, как и утверждал Эреб. Но вместо этого у заговорщиков появилась возможность нанести смертельный удар, пока горечь унижения еще пылала в моем сердце. Но она бы утихла, как только я оказался бы на Калибане.

Калас поручился за меня, и Эреб также поставил на мое участие.

Если бы у них появились какие-то сомнения на мой счет, любой намек, что я раскрою их заговор, — и моей жизни пришел бы конец. Даже я, Великий Магистр Ордена Калибана, заместитель командующего Первым Легионом Темных Ангелов, не скрылся бы от возмездия. Кроме абсолютной уверенности этих двух заговорщиков в том, что я поддержу их дело, ничто не спасло бы меня от какого-нибудь несчастного случая после нашей встречи.

Я вновь вспомнил обнаруженную на Сароше бомбу… Кроме запретных книг, поджидает ли меня что-нибудь еще на пути к транспорту? Что-то взрывоопасное не столько в духовном смысле, сколько в прямом?

Когда я рассуждаю об этом сейчас, может показаться, что и тогда я спокойно размышлял о своей судьбе, взвешивая факты и делая выводы. Но верно и обратное. Взгляд Эреба вызвал в моем сознании внезапное озарение, и лишь спустя какое-то время я смог разобраться в последовательности собственных мыслей.

Будь я проклят, если соглашусь. Но я погибну, если не сделаю этого.

Учитывая дальнейший ход событий, неудивительно, что я предпочел проклятие смерти, и сделал это добровольно. Хотя даже в этом случае я оценивал свои шансы остаться в живых как сомнительные, я отдавал себе отчет, что уже ступил на эту дорожку задолго до того, как Калас или Эреб впервые обратились ко мне. Я встал на путь предательства в момент, когда забрал книги из Вульфгарда.

— Похоже, вы и есть те союзники, в которых я так нуждался, — наконец, дал я им свой ответ.

Затем я поспешно поделился с ними уже имеющимися у меня знаниями и тем, что я владею книгами, за которые меня осудят. Они даже не усомнились в моей искренности, ибо я говорил лишь правду, и они это понимали. Говорю вам, что нет машины или псайкера, способного распознать ложь так быстро, как космодесантник. Он заметит, как ваши сердца забьются быстрее, он почувствует появившийся в вас страх. Их создавали не только непревзойденными воинами, но и поразительными дознавателями.

Мы расстались как друзья, с туманными обещаниями будущего сотрудничества, но все трое мы знали, что после того, как у меня отобрали флот, я останусь на Калибане в полнейшей изоляции от внешнего мира. Конечно, существовали кое-какие способы избежать этого, но поступи я так, это означало бы открытый вызов воле примарха — воле, которую он объявил перед всеми, от Хоруса до сопровождающих Легионы солдат Имперской Армии.

— Мы услышим, если позовешь, — взял слово Калас. Он протянул руку, и я медленно сжал ее. — Ты больше не одинок.

— С союзом приходит и взаимность, — продолжил Эреб, пристально глядя мне в глаза. — Когда придет время, Калибан тоже ответит на зов.

— Если то будет в моей власти, так тому и быть, — пообещал я в ответ совершенно искренне.

Это был последний раз, когда я видел Эреба из Несущих Слово.

И прошло более сорока лет, прежде чем наши с Каласом пути снова пересеклись. Четыре десятилетия, в течение которых я ждал возвращения Льва, но он так и не появился. Половина жизни обычного смертного прошла в изгнании на собственном мире, и язва моего наказания кровоточила с каждым днем все сильнее.

Много всего произошло… слишком много, чтобы я смог уложиться в одну историю. Каждый день ожидания усугублял разрыв между мной и братом. С каждым днем я продумывал новые детали собственного плана, который так и не осуществился. Мне начало казаться, что, возможно, заговор Эреба и остальных изменников разоблачен, а следы их предательства с корнем выкорчеваны из Легионов.

Через тридцать лет после Зарамунда до меня дошла весть, что Хорус отвернулся от Императора. Тогда-то я понял, что Эреб и силы, которым он служил, бездействовали не так уж и долго.

Кроме того, в свободное время я углублял свои познания и силу, но вместе с тем воздерживался от полного погружения в запретные тексты, ибо никогда не был уверен, что мои грехи останутся в секрете. Признаюсь, в некотором смысле я и сам не желал заходить так далеко за черту: среди книг, подаренных мне капелланом, были две, в которых рассказывалось о сущности варпа и его связи с материальным миром.

Изучив его аннотированный текст к произведению Лоргара и перечитав книги из собственной коллекции, я совместил некоторые магические ритуалы.

И лишь прознав о падении Хоруса и резне на Исстване, я пришел к выводу, что пришло время укрепить мою новую преданность. Я пребывал в полной уверенности, что силы Воителя прибудут на Калибан в течение нескольких недель, возможно, месяцев, и хотел предоставить ему не только войска, но и нечто более… фундаментальное. Своими намерениями я не делился ни с кем, даже с Захариилом или Астеляном, потому как не был