Но как раз на это Илай не обратил внимания. Соплеменники редко захаживали в его лавку. Их было попросту очень мало в Мире.

Человек в охотничьей шляпе встал у полок с накладными замками и рассматривал их некоторое время, как экспонаты в музейной витрине.

Потом взял один из них, самый простенький, и рассеянно повертел в руках.

Илай решил помочь позднему гостю, и после этого уже закрывать торговлю на сегодня.

— Вы выбираете замочек для сарайчика? — поинтересовался он.

Гость встрепенулся и хотел было положить замок на место, но вдруг улыбнулся и ответил:

— Да нет, скорее для дома.

— У вас что, совсем нечего взять в доме? — с еще большей иронией поинтересовался Илай.

— Можно сказать и так.

— Но так же будет не всегда, правда?

— Это настолько плохой замок?

— Не мое дело — отговаривать вас, но я бы порекомендовал другой. Вон тот понадежнее. — Илай указал замок подороже.

Он хоть и собирался закрываться, но не считал возможным изменять ради этого своим принципам. Если человек может купить самый дорогой замок, то пусть его и покупает.

— Да и дома–то у меня нет, — усмехнулся покупатель.

— И это не вечно.

— Просто я последнее время имел дело с замками. Правда, они все были по другую сторону двери.

— Я не очень понимаю, о чем идет речь… — несколько опешил Илай.

Посетитель положил замок на место и подошел к продавцу.

— Все жадничаешь, старый нетопырь, — сказал он и взглянул в лицо Илая так, что того отбросило от прилавка к полкам, расположенным за спиной.

— Флай… — выдавил он с ужасом.

— Когда ты в последний раз расправлял крылья? — продолжал посетитель.

— Тише!..

— Мы не одни?

— Одни… Но… Все же…

— Тогда прекрати дрожать, — сказал Флай. — Мне нужна твоя помощь.

— Помощь? Но я не могу…

— Ты что же, не понимаешь ничего? Не чувствуешь? — Флай с удивлением всмотрелся в лицо соплеменника, от которого, казалось, ждал большего. — Беккракер ждет. Ничто из нажитого ни ты, ни кто–либо другой не сможет взять с собой. Беккракер ждет! Очень скоро станет поздно.

— Брось… — криво улыбнулся Илай, который и рад был бы перестать дрожать, но не мог. — Это же легенда. Никто не верит и не помнит…

— А ведь ты и впрямь ничего не чувствуешь, — констатировал Флай.

— Чего я не чувствую?

— Ты знаешь, кто я?

— Ну, д–да…

— Кто я?

— Ты уводящий…

— Так я тебе говорю. Я уводящий — Флай, последний из рода… Беккракер ждет. Я чувствую его. Страх уже здесь.

— Что?! О чем ты говоришь? Я отлично помню, чего боялись наши предки. Страх всегда был с ними! Они боялись, что придет такой, как ты! — Отчаяние придало Илаю сил. — Наши деды тряслись долгими зимними вечерами, а отцы рассказывали нам страшные сказки о том, что придет такой, как ты, будет пугать и пророчить. И нужно будет бросить все нажитое и сниматься с насиженных мест. Но никто сейчас уже не верит в это. Ты никого не уведешь. Мы здесь обжились. Это наш дом. И никто уже не боится.

— Значит, все погибнут, — равнодушно сказал Флай. — А сейчас мне нужна твоя помощь.

* * *

— Порадовал старичок! — надламывающимся голосом пробормотала Лена, имея в виду полезный совет пожилого джентльмена осмотреть этот жуткий мемориал.

Статуи окружали ее со всех сторон.

Кладбище — не самое удачное место для ночных прогулок. Но на кладбище, как поется в песенке, «все спокойненько», а это место, пропитанное ужасом, столь идеально транслировало вложенное в него ощущение, что и при свете дня должно было бы вызывать только ужас.

Хотелось броситься прочь отсюда, но страшно делалось от одной мысли, что эти статуи будут кричать и улюлюкать вслед. Никак не хотелось оставлять их за спиной. И Лена пошла навстречу разверзнутым ртам, к белому куполу.

Приблизившись, она облегчения не испытала.

Весь купол был сложен из черепов и костей. Лена могла бы поручиться, что из настоящих — человеческих.

Кости скреплял розовый в черных прожилках раствор. По всей вероятности, был какой–то каркас, иначе как это все удерживалось?

Но каркас этот полностью скрывался под костями. Купол удерживали столбы, сложенные из берцовых костей «колодцем», в арках между столбами свисали, побрякивая, скелеты рук. Они покачивались, шевелили пальцами и наполняли воздух тонким, каким–то интимным перестуком.

Черепа, образовывавшие купол, таращились пустыми глазницами и скалили зубы.

Восхитительное зрелище — для тех, кто понимает.

Лена приблизилась. Вблизи стало видно, что кости покрыты какой–то матовой, белой в серых мраморных прожилках, полупрозрачной глазурью. Все это вместе уже не было так страшно. Но было чудовищно омерзительно. Величественное дыхание смерти придавало этому капищу глубокий таинственный смысл.

Раздвинув свисающие кости, как посетители «Кабачка 13 стульев» занавес раздвигали на входе, Лена прошла под купол, заранее готовая увидеть там все что угодно. Она решительно настроилась пройти кошмар до конца, потому что остановиться на половине дороги означало бы всю оставшуюся жизнь мучиться неразрешимыми вопросами.

Под куполом оказалось круглое черное озеро. Только узенькая кромка, чуть более полуметра шириною, на которой Лена стояла, отделяла ее от чаши, наполненной водой.

По желобам выходившим из нижней части столбов, подпиравших купол, стекали струйки воды. Почти бесшумно они вливались в чашу.

Сверху свисало массивное паникадило, тоже собранное из человеческих костей. На тринадцати (Лена посчитала) черепах, образующих нижний ярус паникадила, были установлены массивные жирные свечи, дававшие немного мерцающего света. Блики блуждали на костях. Но вода в чаше была черной.

Призрак был здесь все это время, поняла Лена, едва увидев его.

Она повернулась туда, откуда чувствовала направленный на нее пытливый взгляд, и сразу наткнулась на фигуру в балахоне.

Призрак скользил по кромке чаши бесшумно и зловеще.

Он был в белом, и лицо его, белое, как кость, напоминало череп.

— Назовите ваш главный дом, — тихим шелестящим голосом сказал призрак.

— What? — не поняла Лена.

Произношение призрака более всего походило на произношение говорившего с нею друида. Те же тягучие гласные, разделяемые четкими согласными. Словно завывание ветра в горлышке кувшина, словно камешки, падающие на дно глиняной чаши…

Высокая белая фигура медленно, но неотвратимо приближалась, и Лена невольно попятилась.