Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За Регину, — негромко провозгласил он. — За тебя, моя девочка.
Он выпил коньяк до дна, поставил стаканчик на стол и вытер влажные губы черным шелковым платком.
Да, проблем было много. Но сильный человек способен решить любые проблемы, а Юрий Георгиевич был сильным человеком. В противном случае он не добился бы столь высокого положения, какое занимал сейчас. Он решит свои проблемы сам. В крайнем случае… тольков самом крайнем случае он обратится за помощью к «серым волкам» (так Юрий Георгиевич их называл), к этим ублюдкам, которые лишь по какой-то нелепой случайности получили право распоряжаться чужими жизнями, в том числе и жизнью самого Отарова.
При мысли о «серых волках» Отаров не удержался и снова наполнил свой стаканчик. Теперь он был зол.
«Ничего, — думал Юрий Георгиевич, сжимая в пальцах стаканчик, — разберемся и с „волками“, дайте только срок. А что касается Турецкого — если чертов „важняк“ будет проявлять слишком большую активность, если он будет совать свой нос куда не следует, я найду способ решить проблему. Чего бы мне это ни стоило».
Юрий Георгиевич открыл рот и яростно зашвырнул коньяк себе в глотку.
2
Дорога до дома заняла у Владимира Юдина гораздо больше времени, чем обычно. Он нещадно потел, а из глаз — помимо его воли — сами собой выдавливались слезы, застилая Юдину обзор. Кроме того, у него подрагивали руки, а сердце — в те моменты, когда Дашкевич говорил с ним, обдавая его щеку и ухо горячим дыханием, — начинало биться как сумасшедшее, угрожая выскочить из груди.
— Да не менжуйся ты, суслик, — с ухмылкой приговаривал Дашкевич, по-прежнему держа нож возле затылка Юдина. — Раньше смерти все равно не умрешь. И веди тачку аккуратней. А то дернешься и на перо наколешься.
— Может, ты его уберешь? — попросил Юдин, изо всех сил стараясь как можно мягче притормозить у очередного светофора.
— Уберу, когда получу свои деньги, — отрезал Дашкевич.
Юдин понимал, что Дашкевич не собирается его резать и что нож у его головы бандит держит для того, чтобы чувствовать себя хозяином положения. А может, бандиту просто нравится сознавать, что кто-то его боится. Больше всего Юдина волновал не нож, а то, что придется расстаться с деньгами. А ведь эти деньги не свалились ему на голову, на них человеческая кровь, и не просто чужая человеческая кровь, а кровь Елены Сергеевны, женщины, которую Юдин и в самом деле безмерно уважал и даже любил.
Ох как непросто было согласиться на предложение Дубинина. И что же теперь? Расстаться с деньгами за здорово живешь? Отдать их этому подонку? Этому полушпане-полукиллеру, за которым охотятся все бандиты Москвы и которого через неделю уже не будет на свете?
От этих мыслей Юдин потел еще больше. Рубашка взмокла у него под свитером и неприятно липла к раздраженной коже спины.
«А если не давать? — думал Юдин. — Если остановить машину и приказать ему убираться ко всем чертям? Ведь не убьет же он меня, в самом деле?.. Вообще-то убьет», — отвечал Юдин сам себе.
Можно было бы сказать, что деньги в банке, а потом войти вместе с Дашкевичем в банк и, отскочив в сторону, привлечь криком внимание охраны. Дашкевичу не останется ничего другого, как убежать. Но вдруг Дашкевич окажется проворнее и успеет воспользоваться своим проклятым ножом? Ему ведь нечего терять, он и так смертник. Черт! Не получается. Ничего не получается. Придется отдать ему деньги.
На глазах у Юдина вновь выступили слезы.
— Эй, суслик, — обратился к нему Дашкевич, — о чем задумался? Придумываешь, как от меня смыться?
— Что ты, — возразил Юдин. — Я ведь себе не враг. Я не хочу, чтобы ты меня убил.
— Вот это правильно, — одобрил бандит. — Слышь, терпила, ты особо не ссы: если будешь вести себя правильно, останешься целым. А на деньги наплюй. Деньги — это мусор, главное — жизнь. Будешь жив — заработаешь еще. Усекаешь, че говорю?
— Да, — тихо ответил Юдин.
— Вот и молодец. — Дашкевич глянул в окно и удовлетворенно сказал. — Подъезжаем. Скоро все кончится. — А потом помолчал, неожиданно тяжело вздохнул и устало добавил: — Скорей бы уж…
Машину Юдин поставил у подъезда. Выбирался из салона неуклюже — руки никак не хотели слушаться.
— На сигнализацию-то поставь, — напомнил ему Дашкевич, внимательно, по-волчьи, озираясь.
Юдин поставил машину на сигнализацию.
— Теперь пошли, — скомандовал Дашкевич. — Резких движений не делай.
— Не буду, — пообещал Юдин.
Они двинулись к подъезду. Дашкевич посмотрел на бледное, потное лицо Юдина и усмехнулся:
— Код-то хоть помнишь, терпила?
— У меня магнитный ключ, — сказал Юдин, силясь достать из кармана связку ключей, которая, как назло, за что-то зацепилась.
С грехом пополам он достал ключи и открыл дверь подъезда. Лифт был занят, а ждать Дашкевич не хотел, поэтому наверх двинулись пешком. Один пролет, второй… Юдин покосился на Дашкевича. Правая рука бандита была опущена в карман, в ней он держал нож. Третий, четвертый… Вот уже и дверь квартиры.
Дашкевич перехватил взгляд Юдина и презрительно спросил:
— Хрен ли уставился, пес? Хочешь ноги сделать?
— Я… — Юдин сглотнул слюну. — Я не…
— Давай открывай, если не хочешь, чтоб я тебя прямо здесь завалил.
Бандит сощурил глаз, достал из кармана нож и стал медленно покручивать его в пальцах, глядя на Юдина с садистской усмешечкой.
Юдин вздохнул, отвернулся, поднял связку и стал пихать ключ в замочную скважину. Однако пальцы его дрожали, и ключ никак не хотел войти в паз. Внизу громыхнула подъездная дверь, и спустя несколько секунд кто-то стал подниматься по лестнице — медленно, тяжело.
— Баклан, ты че, издеваешься? — вспылил бандит. — Давай открывай скорее! Не слышишь — идут сюда!
Юдин вздрогнул.
— Да-да… Я сейчас…
Он снова стал тыкаться ключом в дверь.
— Дай сюда! — негромко прорычал Дашкевич.
Юдин покорно протянул ему связку ключей. Дашкевич вырвал связку у Юдина из рук и так сильно оттолкнул его от двери, что Юдин споткнулся и упал на ступеньки, больно ударившись копчиком об ребро ступени.
— Какой ключ? — быстро спросил Дашкевич, даже не повернувшись на звук падения.
— Желтый, — промямлил Юдин, морщась от боли и накатившей тошноты. — Длинный.
Дашкевич быстро нашел нужный ключ и сунул его в замочную скважину.
В тот же момент мир в глазах Юдина рассыпался на тысячи маленьких осколков, мощная волна обдала его лицо жаром, опрокинула на спину и проволокла по ступенькам. Все это сопровождалось таким оглушительным грохотом, что Юдину показалось, будто бы в уши ему изо всех сил воткнули раскаленные гвозди. Юдин хотел закричать, но не успел: внезапно вспышка ослепительного света сменилась непроглядной и глухой тьмой — и в этот страшный миг Юдин потерял сознание.