Вспышка воспоминаний утихла, и я снова посмотрела на лицо мужа, освещенное солнцем.

Влад что-то мямлит, но я не говоря ни слова, разворачиваюсь и, держа пиджак Артема на груди, иду к машине отца. Стучусь в окно и смотрю в его суровое, появившееся лицо.

 Когда-то оно умело быть привлекательным, и даже вечное ворчание матери этого не меняло.

— Спасибо, папа.

— Вход в казино Москвы ему заказан. Надеюсь, теперь ты сможешь приструнить этого утырка. Или ты не моя дочь?

Он, наконец смотрит мне в глаза, а в моих начинает щипать.

— Твоя? — еле слышно спрашиваю.

— Вот и докажи, что моя. — грубит он. — Не марай память брата нытьем и гони этого пидора в шею. Есть же нормальные мужики.

 — Ты запрещал мне с ними встречаться.

— Чтобы они тебя у меня прямо на плахе разложили? Пришли бы руки попросили. Я же не зверь, — заканчивает разговор.

Потом дает отмашку водителю и тот заводит двигатель.

— Тронули тебя… эти?

— Нет. Царапина, — сглатываю слезы и вспоминаю о ранение на руке.

— Зеленкой не забудь помазать — говорит он и уезжает, не попрощавшись.

Сделал дело и на боковую.

Спустя минуту  чувствую как глаза все-таки застилают слезы и закрываю их ладонями, чтобы никто не видел моей слабости.

Сзади чувствую прикосновение твердой груди и резко оборачиваюсь.

— Артем.

— Да, моя сильная, смелая Голубка. Это я.

Прижимаюсь к его надежной груди и даю волю слезам, желаю поскорее забыться в его объятиях, почувствовать его член во рту, его в себе и все забыть. Он обязательно даст мне забыть.Стоит только его рукам оказаться на моем теле я почувствуя себя дома. Счастливой.

— Отвези меня домой.

Подхватывает под коленки и поднимает на руки, несет в машину, и прямо так в нее садится. Пока едем, он негромко переговаривается с мужчинами спереди.

Высовываю любопытный нос, и сквозь сон вижу, что у первого волосы почти светлые, а у второго  черные, как ночь.

Слышу только «Влип ты, брат» и меня накрывает покрывалом Морфей, погружая в свое царство. Забирая страх, боль, отчаяние.

Слышали старую английскую песенку про десять негритят? Я очень любил ее в детстве. А еще в детстве я не любил, когда трогали мое. А Настю — фамилию ублюдка опустим — я считаю своей.

И пусть даже на время. Но только я имею право касаться этого тела. И те, кто посмел посягнуть на мое, получат и  наказание.

Я могу быть добрым, могу быть даже нежным, но когда дело касается войны или работы, во мне не остается ничего хорошего. Внутри рождается зло, животное, которое я как дрессировщик выпускаю на арену. Чтобы оно порычало и вцепилось кому надо в глотку.

Слишком много я повидал на своем веку таких вот ублюдков, которые вместо того чтобы включить мозги и соблазнить женщину, нагибают ее и трахают силой. Уже не говоря о похищениях и унижении.

Они поплатятся. Те, кто посмел тронуть мое, обязаны поплатиться. Со временем поплатится и Макар Черкашин, местный крестный отец бл*ть, но пока его сказали не трогать.

Спецоперация. Наплевать.

Тогда я лишу его остальных негритят.

По одному буду выдергивать из привычной жизни и засовывать так далеко, что они молить будут о смерти.

И чтобы не быть убийцей, я решил взять за пример всем известную песенку.

Пока Настя лечится и отдыхает в военном санатории, я займусь делом.

Я снова почувствую себя в своей стихии.

Десять негритят отправились обедать,

 Один поперхнулся, их осталось девять.

 Девять негритят, поев, клевали носом,

 Один не смог проснуться, их осталось восемь.

И так. У нас есть восемь уродов, которые посмели точить свои члены на Настю. Данилу Малыхина я оставлю на сладкое и для начала займусь оператором, который наверняка представлял, как будет натягивать Настю и снимать это  на его долбаную камеру.

Восемь негритят в Девон ушли потом,

 Один не возвратился, остались всемером.

В Девон, так в Девон. Пара моих друзей, вычислили в какой порностудии тусуется этот ушлепок и снарядили его в багажное отделение самолета, который и повез его в город Девон на краю Британского острова. Как он будет оттуда выбираться без паспорта, мне откровенно насрать.

Семь негритят дрова рубили вместе,

 Зарубил один себя — и осталось шесть их.

Одного, судя по камере, ударившего Настю ногой в живот, я отправил на Бразильские лесопилки. Теперь он поймет, что такое настоящий труд и настоящие, никогда не видевшие белых задниц, мужики.

Шесть негритят пошли на пасеку гулять,

 Одного ужалил шмель, их осталось пять.

Отправил урода, пытавшегося запихнуть свой вялый член Насте в рот на Алтай, собирать мед, и еще очень серьезно наказал, чтобы форму ему не выдавали. Ну  а что? Пчелиные укусы очень полезны.

Пять негритят судейство учинили,

 Засудили одного, осталось их четыре.

Один из ублюдков, который в тайне от Макара, очень неплохо башлял на наркоте, о чем я вполне себе спокойно сообщил именно его боссу. Где теперь тот Толя, я понятия не имею. Но его жена уже давно сбежала в другую страну.

Четыре негритенка пошли купаться в море, Один попался на приманку, их осталось трое.

На морских судах по очистке воды всегда не хватает персонала. Я, так сказать сделал доброе дело, отправив с кляпом во рту туда еще одного недо-порно актера.

Трое негритят в зверинце оказались,

 Одного схватил медведь и вдвоем остались.

Охота вообще бывает веселой. Особенно когда на тебя охотится медведь. При этом мои руки вполне себе остались чистыми. Чего нельзя сказать о пасти бурого мишки.

Двое негритят легли на солнцепеке,

 Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.

 Последний негритенок поглядел устало,

 Он пошел повесился и никого не стало.

Одного, как оказалось пидора, я отправил в тюрьму за хранение оружия. И не важно, что в его личном пользовании были лишь пара стволов, а нашли целый военный арсенал. Я, конечно, не забыл упомянуть одному из охраны в тюрьме, об ориентации сладкого мальчика. Возможно он даже найдет свое призвание?