Эти разговоры, как ни странно, не вызывали у Дженни напряжения. Может быть, еще и потому, что Марко вел их с ней наедине, отослав Данте и Люсию. Он больше не расспрашивал о жизни сына в Австралии — на эти вопросы Дженни было бы затруднительно ответить, зато много рассказывал о себе: о детстве и семье, о встрече с незабвенной Изабеллой, об их совместной жизни. О том, как он создавал свою империю, строил отели и итальянские кварталы по всему миру. Марко не скрывал своей гордости за сделанное, не скрывал гордости за Данте, который, он не сомневался, достойно продолжит его дело, а не промотает бездумно созданное трудом богатство.

— Он хороший мальчик…

Дженни сбилась со счета, сколько раз она слышала эти слова, преисполненные любви и одобрения. Ей все больше и больше нравился этот старый, больной человек, и было бесконечно жаль, что жизненный путь его подходит к концу. Но Марко прожил большую, насыщенную и осмысленную жизнь. Иногда за беседой он ласково похлопывал Дженни по руке и говорил: «Хорошая девочка», и она в такие моменты чувствовала себя его настоящей внучкой.

Но, оставаясь наедине с Данте, Дженни радовалась, что их не связывают кровные узы. Они проводили вместе все ночи, а иногда и упоительные часы сиесты, доставляя друг другу неимоверное наслаждение. И это не был просто жаркий, страстный секс. Им нравилось чувствовать рядом друг друга, засыпать обнявшись, находиться в тайном мирке, принадлежавшем только им двоим.

Часто они беседовали до поздней ночи. Дженни пересказывала Данте то, о чем говорил с ней Марко, а Данте дополнял воспоминания деда своими собственными. Дженни поведала ему и о себе, рассказав то, что никогда никому не говорила, — о конфликте с подлым, грязным человеком — работником социальной службы. Она почему-то больше не боялась довериться Данте. Дженни жила сейчас словно вне времени, но твердо знала, что, когда все закончится, он никогда не использует ее доверие против нее же. Только одну тайну она не могла ему доверить — любовь к нему, которая переполняла ее сердце.

Время от времени Дженни высказывала тревогу по поводу того, что Люсию может насторожить такая их близость. Иногда они забывали об осторожности, и их взгляды или слова могли выдать их с головой. Ее все больше беспокоили ехидные замечания «сестрицы» о том, что Данте слишком нравится компания Беллы, с которой он проводит все свободное время, что он слишком внимателен ко всем ее нуждам и желаниям, возит ее по острову, чтобы она могла рисовать пейзажи, и как привязанный сидит рядом, пока она малюет. И вообще они слишком хорошо ладят.

— Кто-нибудь может подумать, что вы любовники, — бросила однажды утром Люсия, когда они вместе лежали в шезлонгах у бассейна, и внимательно проследила за их с Данте реакцией.

Дженни не справилась с волной румянца и густо покраснела.

— Ты специально смущаешь Беллу, Люсия? — Данте не поверил ее якобы шутливому тону. — Я обещал дедушке, что сделаю пребывание Беллы на Капри максимально комфортным, и стараюсь сдержать слово. И я благодарен Белле за то, что она не создает мне трудностей. В отличие от тебя, Люсия.

— Не смешно, Большой Брат! — тут же огрызнулась Люсия.

Данте бросил на нее предостерегающий взгляд:

— Тогда не демонстрируй Белле свое изощренное чувство юмора.

— Большой Брат все видит, — дурашливо произнесла Люсия, имитируя голос робота.

— Об этом меня просил дедушка, — спокойно ответил Данте, как будто и вправду всего лишь выполнял поручение Марко.

Люсия изобразила сладчайшую улыбку:

— Будь осторожен, Данте, потому что Маленькая Сестричка тоже все видит. И однажды, когда ты допустишь ошибку, я возьму реванш.

— Мелковатая у тебя цель жизни.

— Зато сколько удовольствия я получу, когда достигну ее, — пропела Люсия и, откинувшись на спинку шезлонга, с блаженным видом закрыла глаза.

Данте отмахнулся от этой стычки, как от очередной злобной выходки Люсии. Но Дженни она заставила задуматься о том, как выглядит их поведение со стороны. Расслабиться она смогла только тогда, когда они с Данте остались наедине.

Марко ослаб настолько, что уже не покидал своей спальни. Он страдал от сильных болей, и доктор велел колоть ему морфий. Несколько сиделок поочередно находились возле него круглосуточно. Понимая, что конец близок, Данте срочно вызвал Софию и Роберто.

Марко доживал свои последние дни. «Это и мои последние дни здесь», — думала Дженни, но не хотела бы продлевать свое пребывание на Капри ценой продолжения мучений Марко. Она не говорила с Данте о своем скором отъезде, понимая, что ему тяжело и что она нужна ему сейчас. Неминуемая скорая потеря любимого деда камнем давила на его сердце. Близость Дженни помогала Данте пережить эти тяжелые дни, и она не хотела отягощать их еще больше, решив наслаждаться каждым бесценным мгновением, что они были рядом.

Роль Беллы больше не тяготила Дженни. Данте оказался прав — их обман никому не причинял вреда, а Марко был очень доволен. В ней он нашел слушателя, которому рассказывал о своей жизни, подробно останавливаясь на моментах, особенно дорогих его сердцу. Дженни тоже привязалась к Марко всем сердцем и больше не сожалела об обмане.

Настало утро того дня, когда на виллу должны были прилететь София и Роберто. Данте покинул постель Дженни и направился к себе, чтобы принять душ и одеться. Дженни понимала, что день будет очень трудным для него. Испытывая собственное горе, он вынужден будет утешать истеричных тетю и дядю. Дженни смотрела, как он идет к двери, соединяющей их апартаменты, и думала о том, как помочь Данте разделить непомерный груз, легший на его плечи.

Отбросив простыню, она встала с кровати и направилась в ванную, чтобы тоже подготовиться к тяжелому дню. В этот момент Данте открыл дверь, и тут же раздался ликующий возглас Люсии:

— Вот вы и попались!

Дженни в шоке застыла на месте.

В спальне Данте его поджидала Люсия. А он, полностью обнаженный, входил к себе из спальни Дженни!

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?! — Его голос прерывался от едва сдерживаемой ярости.

Данте захлопнул дверь, чтобы хоть как-то уберечь Дженни от взглядов ликующей Люсии. Но она знала, что взбалмошную «кузину» ничто не остановит и она немедленно все расскажет Марко. При мысли об этом у нее свело живот и к горлу подкатила тошнота. Негодяйке все равно, что ее слова могут убить и без того ослабевшего донельзя человека. Она ни за что не откажет себе в удовольствии запятнать Данте в глазах деда, пусть даже на пороге его смерти!

Данте смотрел на Люсию, лихорадочно соображая, как ему поступить. Он понимал, что подлая сестрица выжмет из этой ситуации по максимуму. Но он готов был заплатить любую цену за ее молчание, за то, чтобы покой деда перед кончиной не был нарушен.

Люсия сидела на его нетронутой постели, в которой явно никто не спал этой ночью. Ее лицо просто сияло от удовольствия.

— С утра я заходила к дедушке, и он попросил позвать тебя. Я постучалась, но никто не ответил. Тогда я решила войти и разбудить тебя.