тоже не устояла во многих местах. Семь лет работы… Семь лет!

– Маллар всемилостивый, вы живы! – Тильда обернулась на этот голос и увидела плотника Мориса. Струйка крови пересекала его лоб, и одежда была разорвана.

– Да. Спасибо… вы…

– Я выполнял то, что должно, – ответил Морис. – И сейчас буду делать то же.

Он наклонился над человеком, чью руку заметила Тильда, простер ладонь над ним и что-то прошептал. Человек перестал стонать, и выражение муки сошло с его лица.

Тильда совсем не удивилась, что среди ее людей есть тот, кто наделен силой Маллара.

– Ищите… раненых… – Она поймала кого-то за рукав, это оказался старший каменщик, перепуганный до дрожи, но целый и невредимый. Тильда указала на арки, которые должны были поддерживать свод.

– Там опаснее всего. Ищите там… Быстрее…

Каменщик смотрел на нее ошарашенно и непонимающе.

– У вас там… – он дотронулся до лба. Тильда повторила его жест и ощутила что-то горячее и мокрое. Но почему-то боли не было, или ей так казалось. Может, это вовсе не ее кровь?

– Я что вам сказала? Вытаскивайте раненых! – Голова гудела, но соображала она хорошо. А еще прекрасно помнила землетрясение в Ларте, которое видела пятнадцатилетней девочкой. Мужчина кивнул, подошли еще несколько человек, и Тильда стала давать им указания своим обычным голосом, показывая, что все обязательно будет хорошо. Наконец-то они поняли, что от них требовалось, и работа по спасению закипела.

Она словно шла по полю страшной сечи. Те, кто смог самостоятельно выбраться, отползали, отходили в разные стороны, как белые призраки, покрытые каменной крошкой, в разодранной или почти целой одежде. Строители споро растаскивали завалы, и Тильда стала помогать им, насколько хватало сил, отвергая все попытки увести ее подальше от разрушений. Кровоточили порезы, но Тильда понимала – она нужна людям, нельзя поддаваться усталости, нельзя просто сесть на землю и закрыть глаза и уши. Тильда объясняла, как не навредить лежащим под камнями людям, как правильно поднять блоки, чтобы не вызвать падение других. Наравне со всеми таскала битый камень. И не сразу вспомнила про Дорана Айхавена.

Недалеко, там, где торчало несколько уцелевших колонн, маячили одетые в темное люди. Тильда подошла к ним и увидела министра, который лежал без сознания. Рука его была неестественно вывернута, дублет в крови и пыли, лицо превратилось в сплошной кровоподтек. А рядом… Тильда содрогнулась всем телом и порывисто опустилась на колени. Мастер Руфус лежал рядом, бледный и как будто мертвый.

Ужасающая несправедливость жизни пронзила ее. Она смотрела с ненавистью в лицо Дорана Айхавена, но не могла ни плакать, ни злиться – все ушло, как будто смытое волной, оставляя только пульсирующие сгустки боли.

Кто-то резко поднял ее за плечи, она ощутила прикосновение холодных пальцев. Стражник стоял перед ней, неумолимый и непоколебимый, как черная скала.

– Госпожа Тильда Элберт, вы арестованы до выяснения обстоятельств.

– Каких обстоятельств? Арестована? – Тильда убрала с лица мокрые волосы, отерла заливающий глаза пот. – Я требую официальных бумаг от Судейского ведомства.

– Извольте. – Мужчина протянул ей какой-то документ. – Разрешение на ваш арест подписано господином Нарро.

Тильда не стала спорить дальше – в конце концов, она страшно устала и валилась с ног, и покорно дала себя увести, но когда в последний раз оглянулась на разрушенный храм, то увидела, как в лучах солнца тускло и голодно блестит над обрушившимися стенами купол Канцелярии, похожий на жирную самодовольную жабу.

4

Никто не посмел связать Тильде руки, не заставил идти пешком до Жемчужного кольца. С ней были предельно вежливы и обходительны и даже выделили закрытую карету без гербов.

В экипаже она откинулась на неудобную спинку сиденья и закрыла глаза. Пару раз пришлось останавливаться – ее мутило от тряски, мерзкий ком застрял в горле. И тогда из душного мрака выплывали лица конвоиров – молодых, совсем еще юнцов.

Они смотрели с молчаливым сочувствием и любопытством.

Тильда отвернулась, чтобы не видеть эти внимательные лица, сжала зубы, глядя в окошко на высокие стены богатейших домов столицы, но все это искривлялось, плыло перед глазами. Тонуло в какой-то страшной темноте, в которой только – горячая пульсирующая боль.

Казалось, вот-вот наступит пробуждение, но его все не было. Не было целительного света утреннего солнца, и впереди – лишь мрак, ничем не озаренный. Люди мертвы, ее люди, те, кого она знала, с кем разговаривала изо дня в день, с кем делила свою жизнь!.. Мертвы по ее вине. А остальные – покалечены, лишены работы…

О Созидающий и Разрушающий, как же верить, когда верить невозможно, когда собственное детище становится обломками камня, когда то, во что вкладываешь силы и душу – не существует более?..

Мрачными застенками показался ей собственный дом, когда карета остановилась напротив главного входа. Огромный и тяжелый, как могильная гранитная плита. А был ли он когда-нибудь чем-то иным?..

Тильда горько усмехнулась, идя к крыльцу.

Охрану поставили у парадной и у черной двери, окна первого этажа было велено закрыть ставнями снаружи.

«Серые» собрали домочадцев в передней и объявили им о том, что все они находятся под домашним арестом «до выяснения обстоятельств». Эрин принял известие молча, ни один мускул в его лице не дрогнул, Мэй начала заламывать руки, кухарка Энн стояла с каменным лицом, Саадар посмотрел на «серых» угрюмо, а Арон явно не понимал, что случилось, с ужасом глядя на Тильду. Как ему все это объяснить? И поймет ли, что за страшная беда без стука выбила двери этого дома?

Сил на объяснения у Тильды совсем не осталось.

– Все… это ненадолго, – только и смогла она выдавить, глядя на сына. Сделала знак Мэй – пусть уведет его, пусть даст ему теплого молока с медом, которое он так любит…

– Будет позволено мне немного побыть на воздухе? – спросила Тильда молодого солдата, стоящего у двери.

Тот, посомневавшись, кивнул, предупредив, что с крыльца сходить нельзя.

Поднимался ветер. Земля тяжело вздохнула – и по вершинам деревьев прошлась серебристая зыбь, а вдалеке по крышам столицы загремело ржавое железо грома. Он быстро набирал силу, и аспидно-синее небо налилось влагой до краев, и вот уже первые крупные капли упали на каменные плиты крыльца, а за ними – еще и еще.

Тильда застыла на верхней ступени лестницы, не в силах и пошевельнуться. Подставила лицо жестким ладоням ветра и дождя, запрокинув голову к небу. Пропитанная кровью, потом и пылью одежда облепила тело, сковала движения мокрыми ледяными кандалами.

От усталости едва можно было пошевелиться, саднили ушибы и порезы, но голова работала удивительно ясно, и мысли ее были на площади Семи Ветров. Всех ли вытащили из-под завалов? Сколько человек пострадало? Насколько силен ущерб?.. Как скоро можно начать заново?..

Она не могла не думать об этом – привыкла. Лишь бы не о том, что арест никак не связан с обрушением.

Тильда помнила дату на постановлении, которое показывал ей «серый» – два дня назад. Люди из ведомства господина Нарро перероют все бумаги, но найдут, в чем обвинить… Не будет пощады. Еще и брата в это вмешают.

И тогда ей придется надеть венок из чертополоха и – конец, вот он, так близко, так ужасающе близко, и меч в руках Маллара Воздающего, что будет занесен, и пустое небо, и вкус меда на губах. Казнь. Или ссылка. Нет у нее ни друзей, ни влиятельных покровителей, и хорошо бы, если бы молва не врала – будь она ведьмой, смогла бы что-то придумать, добиться справедливости.

Дать взятку? Нечем. Бежать и скрываться?..

Ни один путь не казался надежным и правильным. А надеяться она могла только на себя.

И Арон. Что с ним будет?.. Тильда содрогнулась, закрыла лицо ладонями. Было так холодно, невыносимо холодно… И что-то липкое, злое тянулось к ней, стараясь утащить в пучину горя и страха.

И вдруг – чьи-то руки резко встряхнули ее, и реальность вернулась.

Тильда подняла голову и увидела лицо Саадара, обеспокоенное, но решительное. В глаза бросилось отчего-то, что на гладко выбритом подбородке у него ямочка – будто кто-то прижал палец.

Так Ретта отмечает своих любимчиков.

Саадар кашлянул и глухо произнес:

– Госпожа Элберт, идем-ка в дом. Смотри-ка, совсем промокла, одежду сменить бы.

Он очень осторожно, но уверенно взял ее под руку и потянул к двери. Ладонь у него была горячая и твердая.

– Погибли люди, – отстраненно, не своим голосом, произнесла Тильда.

– Но ты-то жива.

– Жива. – Тильда медленно высвободила ладонь из его руки. – Видимо, теперь ненадолго.

– Руки-ноги целы, голова цела, так чего еще? Тем ты уже не поможешь, а вот сынишке ты нужна, – рассудил он со спокойствием солдата, и Тильда вспомнила, что ему не раз приходилось видеть смерть. Горевал ли он по погибшим друзьям? Приносил ли жертвы своим богам, чтобы дороги мертвых были легки?..

Ноги подвели, став как у тряпочной куклы: резкая боль впилась в колено, ее корни тянулись вверх, к сердцу, она вгрызлась в спину, как собака в кость, скребла когтями…

Слабо охнув, Тильда осела на каменные ступени.

– Ну-ка, госпожа, подымайся, не добро – на камнях сидеть, – голос Саадара пробился сквозь снова накрывшую ее пелену темноты.

– Прошу,