Гюстав не строит иллюзий относительно реакции общества на свое произведение, в котором он дает полное и глубокое исследование женской души, любовных заблуждений, глупости буржуазного общества и смертельно тоскливой провинциальной жизни. И все же Флобер не мог и предположить, что его книга вызовет такой скандал.

Флобер продал «Госпожу Бовари» журналу «Ревю де Пари» за две тысячи франков, то есть на наши деньги приблизительно за 10 тысяч евро. Можно сказать, что он продешевил за книгу, над которой трудился в поте лица целых пять лет. И все же скромность этой суммы способна удивить лишь того, кто никогда не публиковался.

Гюстав еще не пришел в себя от работы над своей «бедной Бовари». Он отлично сознает, что главная героиня его романа — универсальный литературный образ. Возможно, что вовсе не он является автором приписываемой ему знаменитой фразы: «Госпожа Бовари — это я». Может быть, он никогда не произносил ее (в присутствии Амелии Боске, одной из его подруг). «Госпожа Бовари» является доказательством того, что читатель не может оставаться полностью равнодушным к тому, что написано в книге. Можно сколько угодно метать гром и молнии, ненавидеть и проклинать этот роман и читать его, словно нести тяжкую провинность. Все равно его героиня отражает глубокое разочарование человека, для которого, по словам Луи Арагона, жизнь не представляет особой ценности. Все свои личные противоречия, утраченные иллюзии и идеалы, а также все те черты, которые он с горечью подметил у своих современников, Флобер воплотил в образе главной героини. И, конечно, она — это вовсе не Флобер по меньшей мере по двум причинам: она читала мало и совсем не те книги и, главное, тупо верила в романтическую любовь. Третья же причина, которая не делала чести главной героине: Эмма Бовари глупа как пробка. И в высшей степени. Ей не хватает отрешенности, сарказма, иронии, искрометного юмора и духовной утонченности автора, который пишет не только, повинуясь велению сердца, но и по зову разума. Героиня романа — мелкобуржуазная, малообразованная обывательница. Она из тех женщин, кто «думает задницей, а не головой»[164]. Ее внутренний мир подвергается дотошному анализу интеллектуалом высочайшего уровня. Кроме того, и надо это отметить, автор наделен саркастическим складом ума, и у него, несомненно, тяга к черному юмору. Кого не рассмешат описание шапки Шарля, эпизод на свадьбе, операции на ноге Ипполита или же поездки в наемном экипаже по улицам Руана, тому невозможно понять глубокий смысл этого великого и ужасного романа, вышедшего из-под пера довольно молодого человека, но, похоже, прожившего не одну, а три жизни. Порой забывается, что «Госпожа Бовари» — это его первый роман.

Последствия не заставили себя долго ждать. Не успел Флобер отослать рукопись романа в «Ревю де Пари», как члены редколлегии впадают в панику. В империи шутки плохи с тем, что касается морали (или с тем, что дураки понимают под моралью). Журнал находится под особым наблюдением поборников нравственности из-за своей либеральной направленности. Напомним читателям, что в XIX веке слово «либеральный» обозначало в прямом смысле защиту всех свобод. Не то что в наши дни, когда мы воспринимаем его в искаженной форме, подразумевающей свободу лисицы в курятнике.

Флобер очень скоро пожалел, что отдал книгу в печать. «Я жил в полной гармонии с самим собой до тех пор, пока я сочинял для себя одного. Теперь же меня терзают тревоги и сомнения. Я чувствую нечто новое: творчество мне опостылело»[165].

Роман ставит в затруднительное положение Максима Дюкана, кавалера ордена Почетного легиона с 1853 года («восхитительная эпоха, когда раздают награды фотографам, а поэтов отправляют в ссылку»[166], — пишет Гюстав), который пребывает в большой нерешительности. Он передает роман для прочтения своим сотрудникам. И вот некий Луи Ульбах говорит о «странном произведении, смелом, циничном в своем нигилизме, неразумном по причине того, что убедительно, псевдоправдоподобном из-за большого количества деталей, лишенном целостности из-за многочисленных отступлений; без великодушной грусти… без размаха… без любви». Можно подумать, что читаешь отзывы некоторых современных издателей… Максим, возможно опасаясь лишиться ордена Почетного легиона, подливает масла в огонь, объявляя Гюставу, что журнал настоятельно требует сделать в тексте «купюры, которые мы посчитаем необходимыми; впоследствии ты сможешь издать свою книгу отдельным томом в том виде, в каком только твоя душа захочет… Смысл твоего романа теряется по причине большого количества блестяще написанных, но бесполезных эпизодов…»[167].

Бесполезных эпизодов… Можно не поверить своим глазам и подумать, что тут какая-то ошибка, но нет: старый добрый друг Максим совсем не шутил. В ноябре того же года, когда роман был уже отдан в печать, Максим снова пишет: «Ранее я не шутил. Сцена с наемным экипажем выходит за все рамки приличного. Конечно, не для журнала, которому на нее наплевать, и не для меня, подписывающего этот номер с романом в печать, а для полиции нравов, которая вынесет нам выговор, от которого нам всем не поздоровится[168]…»

То, что произойдет в дальнейшем, покажет, что Максим был по-своему прав. Вначале, однако, вышел из себя Флобер. В июле он отправляется в Париж, чтобы защитить свое детище и договориться о том, чтобы не вносить в текст значительных поправок. И все же, когда в октябре первый номер журнала с романом выходит из печати, над детищем Флобера сгущаются тучи. Роман изначально печатается таким, каким он создан, и Гюстав поправляет в тексте только несколько типографских опечаток. Он продолжает защищать свое произведение и оправдывать его: «Искусству чужда любезность и обходительность. Оно не требует ничего другого, кроме чистосердечия, честности и независимости мыслей»[169].

Худшие опасения Максима Дюкана оправдываются: «Ревю де Пари» попадает в поле зрения органов правопорядка из-за несчастной Эммы. Журналу грозит судебное преследование. И, сколько Максим ни упрашивал сурового и непреклонного Гюстава, он ничего не добился. Флобер наотрез отказывается менять в своем тексте даже точку с запятой: «Если „Ревю де Пари“ находит, что я наношу вред его репутации, если журнал дрожит от страха, есть простой выход — перестать печатать „Госпожу Бовари“, и дело с концом. Мне все равно, что будет»[170]. Он с таким же безразличием относится к нападкам в прессе, уголовному преследованию и даже к тому, что журналу «Ревю де Пари» будет запрещена публикация романа. И все из-за того, что следовало бы отказаться от издания «Госпожи Бовари». Только и всего.