Леруа направился к двери, но мэр кашлянул и сделал знак, что хочет говорить.

— Могу вас проинформировать, комиссар… Историю шхуны «Красавица Эмма» в наших краях знают решительно все…

— Говорите.

Бродяга в своем углу заворчал, как злая собака. Эмма, сидя на краешке стула, не сводила с него глаз. Случайно она оказалась рядом с мадам Мишу, приторный запах духов этой дамы постепенно заполнял камеру.

— Сам я этой шхуны не видел, — непринужденно, чуть-чуть позируя, начал мэр. — Но знаю, что принадлежала она некоему Ле-Глену, или Ле-Гэреку… Он слыл отличным моряком, но был отчаянный парень… Как и все местные шхуны, «Красавица Эмма» доставляла ранние овощи в Англию… Но однажды все узнали, что «Красавица Эмма» ушла в более дальнее плавание… Два месяца о ней ничего не было слышно… Потом пришло известие, что шхуна была задержана по прибытии в маленький порт неподалеку от Нью-Йорка и что весь экипаж ее арестован… На шхуне был найден и конфискован груз кокаина… Конфисковали, разумеется, и шхуну… В то время почти все торговые суда, совершавшие рейсы через Атлантику и на Новую Землю, занимались контрабандной торговлей наркотиками…

— Благодарю вас… Сидеть смирно, Леон!.. Отвечайте со своего места. И главное — отвечайте на вопросы и только на вопросы. Вы поняли? Итак, прежде всего: где вас арестовали сегодня?

Бродяга вытер кровь, продолжавшую струиться по его подбородку, и глухим голосом ответил:

— Нас арестовали в Роспордене, на товарной станции… Мы ждали темноты, чтобы забраться в какой-нибудь поезд…

— Сколько денег было у вас при себе?

За бродягу ответил лейтенант:

— Одиннадцать франков и несколько монет.

Мегрэ взглянул на Эмму. Слезы бежали по ее щекам. Бродяга сидел согнувшись, как зверь, готовящийся к прыжку. Комиссар посмотрел на доктора. Эрнест Мишу не двигался, но, казалось, был на грани нервного припадка. Комиссар сделал знак одному из жандармов, и тот пересел поближе к доктору, чтобы следить за каждым его движением.

Бригадир прилежно писал, перо с металлическими скрипом царапало бумагу.

— Расскажите подробно, Ле-Гэрек, как, когда и где на шхуну был погружен кокаин.

Бродяга поднял голову. Он пристальным, тяжелым взглядом смотрел на доктора. Искривив рот, стиснув огромные кулаки, он проворчал:

— Банк дал мне ссуду на постройку шхуны…

— Это я знаю. Дальше!

— Это был плохой год… Франк падал, Англия стала меньше покупать овощей и фруктов… Я ломал голову, как заплатить банку проценты… Мы с Эммой отложили свадьбу, хотели сначала погасить основную часть долга… Тут ко мне пришел один журналист… Я знал его раньше, он часто вертелся в порту…

К всеобщему удивлению, Эрнест Мишу вдруг отнял руки от лица. Оно было бледно, но гораздо спокойнее, чем можно было ожидать. Он вытащил карандаш, записную книжку и написал несколько слов.

— Значит, погрузить кокаин предложил вам Жан Сервьер?

— Не сразу! Сначала он говорил о выгодном деле, на котором можно заработать… И назначил мне свидание в Бресте, в одном кафе… Там с ним были еще двое…

— Доктор Мишу и Ле-Поммерэ?

— Они!

Доктор продолжал делать пометки. На его лице появилось пренебрежительное выражение, на губах заиграла ироническая улыбка.

— Кто же из них троих передал вам товар? - Доктор застыл с карандашом в руке.

— Никто! Они только говорили, что за месяц или два я смогу заработать кучу денег… А через час появился американец. Имени его я так и не узнал. Я и видел-то его всего раза два… Похоже, он разбирался в морском деле… Он расспросил меня обо всем, что касается шхуны: какой экипаж мне понадобится и сколько нужно времени, чтобы установить еще один мотор… Я подумал, что речь идет о контрабанде спиртным… Тогда этим занимались все, даже офицеры казенных пакетботов… Через неделю пришли механики и установили на «Красавице Эмме» полудизель нового типа..

Он говорил медленно, уставясь перед собой. Руки Ле-Гэрека судорожно шевелились, они были выразительнее его окаменевшего лица.

— Мне дали английскую мореходную карту… Там были все курсы для парусников, все направления ветров… Сами понимаете, через Атлантику я шел первый раз… Из осторожности я взял с собой всего двух человек… И о деле не говорил никому, кроме Эммы. Она была на молу в ночь, когда мы уходили… И те трое тоже были там, они стояли возле машины с потушенными фарами… Груз мы погрузили еще раньше, днем… И тут я сдрейфил… Не из-за контрабанды, нет. Но ведь в школе-то я не учился… Пока можно обходиться лотом и компасом, я ничего не боюсь. Но там, в океане… Один старый капитан учил меня пользоваться секстантом… Я купил логарифмические таблицы и все прочее… Но я знал, что непременно запутаюсь в расчетах!.. И все же при удаче я мог выплатить за шхуну все до гроша… и тысяч двадцать франков осталось бы у меня в кармане… Ветер в ту ночь был страшный… Сначала исчезла в темноте машина и те трое… А потом Эмма. Она стояла на самом конце мола… Два месяца мы были в море. - Доктор Мишу продолжал писать, не поднимая глаз на говорившего.

— Я получил точные инструкции насчет выгрузки… Господь его знает, как это вышло, но мы пришли как раз туда, куда было нужно, в маленький порт около Нью-Йорка… Мы далее не успели причалить… Три полицейских катера встретили нас в гавани… На катерах были установлены пулеметы, и полицейские были вооружены. Они окружили нас, взяли на прицел и забрались на мостик… Они орали что-то по-своему и лупили нас прикладами, пока мы не подняли руки кверху…

Мы даже не успели ничего понять, так быстро все это произошло. …Не знаю, кто привел шхуну в порт и как нас запихнули в грузовик. Через час мы оказались в тюрьме Синг-Синг, каждый — в отдельной клетушке…

Тут было от чего взбеситься… Никто из американцев не говорил по-французски. Тюремщики издевались над нами, как только могли…

В Америке не любят канителиться. Наутро нас привезли в суд… Какой-то парень изображал адвоката, но ни с кем из нас он говорить не стал… Когда все кончилось, мне объяснили, что я приговорен к двум годам каторжных работ и штрафу в сто тысяч долларов и что шхуна моя конфискована. Я ничего не понимал… Сто тысяч долларов! Я клялся, что денег у меня нет… И тогда, ввиду неуплаты штрафа, мне прибавили еще несколько лет.

Меня оставили в Синг-Синге, а товарищей отвезли в какую-то другую тюрьму… Во всяком случае, я никогда их больше не видел. Меня обрили наголо и каждый день выводили на работу — камни дробить. Тюремный капеллан стал читать мне Библию…

Нет, вы никогда не сможете этого понять… Заключенных побогаче чуть не каждый вечер отпускали в город… А те, что победнее, прислуживали им. Но это еще не главное: примерно через год, когда к одному из заключенных пришли на свидание, я увидел того самого американца, который говорил со мной в Бресте. Я сразу его узнал… Я окликнул его. Он довольно долго припоминал, кто я такой, а затем расхохотался. Он сказал сторожам, чтобы меня отвели в приемную.