Но Яна молчала.

– Что опять такое, Яночка? – в голосе Ивана Ильича, как он ни старался быть ласковым, проскальзывали раздраженные нотки.

– Пусть она уйдет! – Янка ткнула указательным пальцем в Машину сторону.

Иван Ильич вздохнул и повернулся к Маше:

– Ладно, пойди пока погуляй, я тебя позову, – он подмигнул ей одним глазом, чтобы никто, кроме Маши, не заметил этого жеста, и сразу отвернулся.

Маша спустилась вниз, накинула на платье куртку и вышла на у лицу. Особняк был огорожен красивым решетчатым забором только спереди. С другой же стороны забора не было. Видимо, он там был раньше, но сгнил и обвалился. На соседнем участке стояла ветхая избушка – заброшенный дом с выбитыми на первом этаже стеклами.

Маша поежилась – мрачная избушка смотрелась неуютно по сравнению с чистеньким ухоженным особняком, где проходили съемки. Она обошла особняк еще раз, собирая оранжево-красные кленовые листья, которые здесь были повсюду – около заброшенного дома рос старый клен, а ветер сдувал с него листья прямо на соседний участок. Прошло минут сорок, и Маша решила пойти посмотреть, как снимают скейтеров. Но ее остановил звук, доносящийся из заброшенного дома.

Кричал котенок. Не мяукал, а именно кричал. Да так пронзительно жалобно, что Маша, не раздумывая, перемахнула через сгнившие доски бывшего забора и приблизилась к старому дому, изнутри которого и раздавался зов о помощи. Котенок кричал громко, его плач был отчаянно сдавленным, и Маша решила, что его придавило какой-нибудь балкой. И тогда Маша переступила порог заброшенного дома.

– Пойдем, спросим, может быть, они ее видели, – Лешка кивнул в сторону черного джипа, по-прежнему стоявшего у кромки леса. Сквозь щель приспущенного тонированного стекла у водительского места можно было увидеть, что в джипе кто-то сидит.

Но как только мы направились к машине, стекло подняли, заработал мотор, и джип, рванув с места, удалился в направлении шоссе.

– Фигня какая-то, – задумчиво произнес Лешка.

– Может, это бандиты? – предположил я.

– Да ну конечно, мечтай… Скорее всего, это из охраны этого спонсора, как его, ну который Янкин папаша…

– Денисова.

– Ну да. У них, наверное, задание тут шпионить, чтобы не дай бог Яночку никто не обидел. Ладно, пошли обратно, может, Машка уже вернулась давно, а мы тут, как дураки, по полям носимся.

Лешка из всей нашей компании всегда отличался оптимизмом. Что бы ни происходило, он всегда говорил, что все будет хорошо, и, как ни странно, все так и происходило.

Например, прошлой зимой у нас был лыжный кросс на добровольно-принудительном основании. То есть, сначала сказали, кто хочет, а потом добавили, что кто не хочет, не получит зачет по лыжам. И вышло, что все хотят, даже те, кто на самом деле не хотят. Потому что дураков отрабатывать этот кросс наедине с училкой среди нас нет.

Бежать надо было три километра. Снег только что выпал, и лыжня, проходившая по нашему парку, была еще не укатанной. Я вообще терпеть не могу лыжи, а тут еще бегай на время. Мы с Лешкой стартовали почти в самом начале и после первого круга решили пересидеть. Сошли с лыжни в месте, где нас ниоткуда не было видно, и присели в сугроб. Холодно нам не было – теплые комбинезоны от мороза защищали, а сугроб был таким мягким, к тому же пошел снег и все вокруг стало как в Новый год.

Постепенно нас с Лехой разморило и потянуло на лирику. В общем, мы прошляпили всю гонку и не пришли на финиш не только вовремя, а не пришли вообще. Когда же мы выбрались из лесу, нас уже искали с собаками. К то-то из пенсионеров, прогуливающихся по парку, сказал, что видел двух мальчиков, которых вел за собой мужчина в черной куртке. Все тут же решили, что нас похитил маньяк, и вызвали милицию. Когда все раскрылось, я жутко нервничал, что нам достанется за то, что мы сошли с трассы. А Лешка тог да сказал: «Да брось ты, неужели у взрослых своих проблем нет, чтобы о нас думать. Вот увидишь, завтра уже все про нас забудут». Я, конечно, полночи не спал. Но Лешка оказался прав – про нас и не вспомнили. А физручке даже досталось от руководства за то, что она трассу не так организовала – типа дети пропадают.

Вот такой Леха непробиваемый оптимист. И, несмотря на то, что я все равно волновался, Лешка всегда заряжал меня своим спокойствием.

Но Маша не возвращалась, и никто ее не видел. Мы подсчитали: с момента обнаружения пропажи прошло часа полтора. Съемки шли не меньше двух часов, плюс еще полчаса-час, пока мы гуляли. В общем, Маши не было уже четыре часа, и лично меня это очень тревожило. Даже Лешка начал волноваться. Мы пытались позвать на помощь кого-нибудь из взрослых, но съемки на втором этаже еще не закончились, и все, включая Татьяну, от нас отмахивались, как от назойливых мух.

Деревянный пол заскрипел под Машинными ногами, прямо как в фильмах ужасов, и Маша почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки – неудачное сравнение. На минуту притихший котенок снова жалобно запищал где-то наверху, и Маше некогда стало бояться. Она смело шагнула в густую темную сырость старого дома. Глаза никак не хотели привыкать к темноте, и Маша на ощупь продвигалась все дальше, туда, откуда доносился жалобный крик о помощи. Наконец ее руки нащупали что-то, напоминающее перила, и двигаться стало намного легче.

Крик котенка стал громче и явственней. Теперь было понятно, что он доносится откуда-то сверху. Перила постепенно становились выше, и наконец Маша споткнулась о ступеньку – начиналась лестница. Жуткий, угрожающе зловещий скрип старого дерева… Когда же кончатся эти ступеньки… восьмая… девятая… одиннадцатая… Внезапный оглушительный треск… Последняя ступенька ушла из-под Машиных ног и рухнула в кромешную тьму. Маша взмахнула руками, как бы стараясь поймать густую мглу, и почувствовала, что повисла над пропастью, ухватившись за гладкую поверхность перил. Несколько секунд, пока Маша висела на руках, показались ей вечностью.

Придя в себя от шока, она поняла, что еще немного – и руки ослабнут, не выдержат, и она полетит в эту темноту. Собрав все оставшиеся силы, Маша обвила ногами перила и стала медленно подтягиваться по ним вверх, перебирая руками. Перила угрожающе скрипели, но вариантов не было – только вверх.

Внезапно она почувствовала затылком что-то твердое. Покрепче обхватив ногами перила, она высвободила правую руку, провела ею по деревянной поверхности и нащупала что-то вроде откидного люка, ведущего на чердак. У хватившись за его край, она одним рывком подтянулась и очутилась на чердаке. Минуты две Маша лежала на животе, не в силах отдышаться. Потом она потихоньку поднялась на ноги и стала вглядываться в темноту.

Было очень тихо. Такой тишины Маша еще не слышала – ни один звук не проникал в это странное место. И тут Маша вспомнила, зачем полезла в этот старый дом. Котенок! Почему он замолчал? Может быть, его убила рухнувшая лестница? И тут до Машиного сознания дошла любопытная мысль: