«Как же я теперь спущусь вниз?» Маша попыталась достать до крохотного окошка, чтобы позвать на помощь, но оно было слишком высоко над полом. Даже встав на валявшийся в углу ящик, она не могла дотянуться до спасительного окна. И тут она снова услышала «мяу».

Котенок был совсем маленьким, наверное, ему не было и месяца. Из-за полумрака Маша рассмотреть его не могла, но на ощупь он был очень худым и мелко дрожал. Он тыкался в Машину подмышку, и было ясно, что он очень давно ничего не ел. «Бедненький, потерялся, есть, наверное, хочешь». – Маша гладила котенка, и он постепенно перестал дрожать и замурлыкал. Стало не так одиноко и тоскливо – ведь Маша была уже не одна.

– Ребят, ну что там у вас? Ну вы прямо как дети… Не видите, съемка идет! – Татьяна с легким раздражением взяла нас за плечи, развернула и, слегка подталкивая, вывела из зоны софитов и декораций.

– Человек пропал… Маша. Она была здесь, а потом исчезла. – Лешка говорил быстро, взволнованно, я даже удивился: обычно он всегда сохранял спокойствие, даже когда дрался.

– Так, давайте без паники. Погода хорошая, наверняка пошла прогуляться. Вчера Игорек в сосновом пролеске вот такой белый нашел, – Татьяна развела руками, чтобы показать, какой. – Я вам лучше задание дам – Иван Ильич хочет переснять эпизод с Лёсиком… то есть, Лёликом. Ну, помните, когда Вероника приводит его домой. Он у вас слишком чистенький и пушистенький, а должен быть грязным, несчастным и голодным. Так что берите его под мышку, и пусть поскачет в траве, репейники понацепляет. Полчаса вам хватит. А потом тащите его в гримерку. Надежда его подработает и сразу на площадку. Задание ясно?

– Ясно, – понуро ответили мы.

– Глаза разуй, блин, смотри, куда прешь! – невысокий парень в синей футболке и желтой бейсболке кинулся на меня коршуном. Я и не заметил, как подцепил кроссовкой какой-то серый проводок, тянущийся вдоль плинтуса.

– Извините, я нечаянно…

– Нечаянно, – передразнил парень. – Ты мне чуть всю систему не зарубил. Ла дно, проходите, чего вылупились.

Терпеть не могу, когда на меня орут. Особенно когда просто так. Почему-то многие взрослые не позволяют себе орать друг на друга, но если перед ними ребенок, мальчишка нашего возраста, тут можно дать себе волю. Именно поэтому я не люблю ходить в магазин. «Чего тебе?» – по-другому продавцы ко мне сроду не обращались. Да с таким выражением, будто я у них личные продукты выпрашиваю. А если вдруг ошибешься с деньгами, опозорят с ног до головы: «Вас что, в школе не учат, сколько будет три плюс пять?» И так далее, пока я не скроюсь за дверями. Именно поэтому парень в синей футболке мне сразу не понравился: зачем так орать, у меня со слухом все в порядке. Тем более что ничего не случилось.

Мы послушно и практически молча прогулялись вдоль скошенного поля. Никаких репейников вокруг не было, только кое-где торчали потемневшие колоски нескошенной пшеницы. Или ржи, точно не знаю. Вот Маша сейчас дала бы полную характеристику этим представителям зерновых культур и порассуждала бы еще о преимуществах озимых сортов перед яровыми. Маша – настоящая энциклопедия ботаники в самом хорошем смысле этого слова. Маша… Хотя Татьяна и не разделяет наших опасений, с ней, похоже, что-то приключилось. Но что делать, ни я, ни Лешка не имели никакого представления. И мы решили еще немного подождать. Действительно, вдруг Маша и вправду решила прогуляться…

Пока мы понуро брели по дорожке, Лёлик усердно выполнял задание Татьяны – портил красоту, наведенную гримершей. Пять минут назад его вполне можно было принять за респектабельного пса – жителя мегаполиса с хорошими манерами и уравновешенным характером. Теперь от этого имиджа не осталось и следа. Лёлик носился по полю, то и дело с азартом бросаясь на ловлю каких-то подземных жителей – мышей или кротов. Вообще-то Лёлику еще ни разу в жизни не удалось поймать кого-то крупнее майского жука, но охотничьи гены явно не давали ему покоя. Лёлику нравился сам процесс норной охоты, а результат по большому счету его не интересовал. Поэтому грызунам можно было особенно не беспокоиться. Стоило мыши, расстроенной причиненной Лёликом разрухой, выскочить из норы, как Лёлик, проводив ее удивленным взглядом, бросался доделывать свое дело. Как только голова полностью погружалась в разрытую яму, Лёлик терял интерес к объекту и переходил на новый. Понятно, что вид у Лёлика после пятнадцати минут полевых работ перестал быть гламурным и стал таким, каким он должен был быть по сценарию: как выразилась Татьяна, Лёлик «ухрюкался» от ушей до кончика хвоста.

Обогнув поле, мы повернули обратно.

– Смотри, чей-то они зашевелились, – Лешка кивнул в сторону особняка. Вероятно, съемка закончилась, потому что из дверей повалил народ.

– Перекур. Пошли скорее. Может быть, Машка уже там.

На крыльце Татьяна с Иваном Ильичом о чем-то тихо спорили. Татьяна курила, и было видно, что она нервничает. Иван Ильич бурно жестикулировал, но голоса не повышал, поэтому невозможно было понять, о чем идет разговор. Погода была великолепная: дождь давно закончился, пахло опавшими листьями, грибами, костром и почему-то шашлыками. Съемочная группа разбрелась по саду. Было видно, что все устали.

Рядом с беседкой на качелях сидела Яна и, слегка отталкиваясь ногами от земли, покачивалась. Рядом стоял Валерка Кирюк и что-то говорил ей, заискивающе улыбаясь. Янка время от времени хихикала, прикрывая розовый ротик ладошкой. Маши нигде не было.

Мы подошли к сладкой парочке.

– А где Маша? – Меньше всего мне хотелось поддерживать сейчас светскую беседу, поэтому, вероятно, я был грубоват.

– А я почем знаю? – даже не повернув голову в нашу сторону, ответил Кирюк. – Я ей в охранники не нанимался.

– Вижу, к кому ты нанимался, – я не хотел, само вырвалось.

Кирюк повернулся в нашу с Лешкой сторону и уперся руками в бока, приняв воинственную позу.

– А пошли бы вы! – Кирюк запнулся и глянул в Янкину сторону. – Вы уже тут всех достали со своей Машей. Ни кожи, ни рожи, а строит из себя супер-стар. – Кирюк снова глянул в Янкину сторону, чтобы посмотреть, оценила ли она его театрально преувеличенную речь. Но Янка смотрела вдаль, монотонно покачиваясь на качелях, и делала вид, что ничего не слышит.

Леха потянул меня за рукав:

– Все с ними ясно, пошли отсюда.

Но я завелся не на шутку. Сам не пойму, почему меня так задело это «ни кожи, ни рожи». Дико хотелось навалять Кирюку прямо сейчас, от всей души. Аж дыхание перехватило. Я непроизвольно сжал кулаки, и Кирюк, видимо, испугался.

– Только попробуй, я так тебя загримирую, что родная мать не узнает!

И я не выдержал. Понимаю, это было моей ошибкой, но я размахнулся и… врезался кулаком в Кирюка. Не умею и не могу бить людей по лицу. Даже врагов. Поэтому мои удары всегда идут в плечо или грудь неприятеля и получаются какими-то бутафорно-киношными. Но Кирюк заорал так, будто я по меньшей мере вспорол ему живот, и кинулся на меня с кулаками. Мы свалились на землю, плотно сцепившись руками и ногами. Лешка прыгнул сверху, пытаясь нас разодрать. Правда, это была медвежья услуга, потому что вместо того, чтобы оттаскивать Кирюка, он стал меня тащить на себя, лишив таким образом силы удара и предоставив Кирюку возможность лупить меня без всякого риска схлопотать в ответ. Лёлик, не зная, что ему делать, кого кусать и вообще кусать ли, носился вокруг нас и бешено лаял. Потом нас растащили. Игорек и еще какие-то работники в комбинезонах.