Он сдержал слово – нашел спонсора и договорился со студией. Соледад напела сколько требовалось романсов, потом за дело взялись профессионалы. Георгий вызвонил какую-то странную женщину, одетую на шутовской манер – во все цвета радуги. Женщина пришла, представилась специалисткой по организации презентаций и расписала такое всенародное событие, что Соледад и Маша в ужасе переглянулись. Но Георгий, которому рассказали про запредельную глобальность его затеи, только посмеялся.

– Весь город должен на ушах стоять, а иначе и связываться не стоит, – сказал он.

– Но она с нас запросит Бог весть сколько денег, – возразила Соледад.

Георгий поморщился.

– Вы еще не поняли одну простую вещь. Чем круче презентация, тем больше фирм захочет на ней засветиться. Но не бесплатно же! Ваш праздник оплатят совсем другие люди.

Соледад вздохнула с облегчением: ей не хотелось, чтобы Георгий вкладывал в эту затею свои деньги. Он и так много для нее делал, в ответ не требуя практически ничего.

Он приходил на ее концерты, где для него всегда оставлялось место в первом ряду, приносил цветы – уже не такие вызывающе дорогие букеты, как в первый раз, но весьма достойные. Когда она выезжала на гастроли, – он отправлялся следом. Правда, как-то так получалось, что на телеэкранах и на газетных снимках они оказывались вместе – красавица певица, которую тележурналисты уже назвали хрустальным голосом России, и солидный мужчина у нее за спиной, стоящий так, что всем сразу понятно: он эту женщину в обиду не даст.

Пресса словно сговорилась – отказ Соледад остаться во Франции преподнесла словно подвиг, достойный ордена. К этому явно приложил руку Георгий, хотя и отнекивался. Он вообще от многих вопросов умело уходил.

– Если предположить, что он хочет на тебе жениться, все это не так уж глупо, – сказала Маша. – Это он собирает тебе приданое.

– Если мужчина хочет жениться, то он как минимум пытается уложить в постель, – возразила Соледад.

Утром она получила письмо от Н., легкомысленное письмо, где он перечислил все точки, до которых хотел бы дотянуться губами. Чушь, конечно, пошлость, а на душе посветлело. И весь день она ходила, не вспоминая о занозе, торчащей в сердце.

А потом заноза непонятно почему дала о себе знать – и Соледад нахмурилась.

– А к тебе ж неизвестно, на какой козе подъехать, – напомнила Маша. – Сделай бутербродики, там все уже нарезано.

Вечером опять ждали в гости Георгия. Ужин планировался изысканный – с грибным жюльеном, бутербродиками-канапешками, рыбными закусками, сложносочиненным десертом. Маша, большая любительница кофе, всегда горевала, что его на ночь глядя не подашь, но Игорь принес пакетики дорогих чаев с диковинными названиями, и она смирилась.

Соледад быстро и ровно размазывала по круглым ломтикам масло. Она понимала, что Маша права: Георгий просто красиво и старомодно ухаживает, так ухаживает, чтобы потом было невозможно отказать, да и зачем отказывать? Этот человек взял ее карьеру за уши и вздернул на такую высоту, куда без него пришлось бы карабкаться лет пять – и то с непредсказуемым результатом.

Но на любой высоте Соледад жила бы все с той же занозой. Вот если бы Георгий и эту беду избыл…

Она видела: у него есть и сила, и власть. Она понимала: скорее всего, ему нужна престижная жена, жена-витрина, жена-символ, жена как знак связи с исконно-посконными культурными корнями. Чтобы за версту все видели: этот серьезный мужчина не космополит безродный, вон – русские романсы в доме звучат. Именно потому суетиться не надо – он сам все организует наилучшим образом.

Маша оставила Соледад на кухне и побежала переодеваться. Специально для ужинов с Георгием она купила два невероятных шелковых блузона – с большим вырезом, с широченными рукавами. Блузоны были расписаны вручную цветами и иероглифами.

Георгий пришел по-джентльменски, с двумя почти одинаковыми букетами – для Маши и для Соледад. Маше он поцеловал руку с дежурным комплиментом, руку Соледад задержал у губ чуть подольше и без всякого комплимента – и так все было ясно.

Вдруг она ощутила, что жизнь стремительно меняется, – возвращения к прошлому не будет, впереди только вершины, с которых и не разглядеть людей, с которыми когда-то были встречи и расставания. Это было прекрасно и разом страшно – внизу остались кое-какие долги, и она рисковала не отдать их вовеки, потому что на высоте будет не до того. И железная нерастворимая заноза…

Внезапным бабьим чутьем она поняла, что этот вечер – прощальный. В самом деле, долго ли Георгию еще ходить рядом и облизываться на недоступное тело? Он спросит, угодно ли ей снизойти. Она молча ответит – да иного ответа и быть не может.

А заноза останется.

Волна тоски поднялась из черных глубин души. Она знала, что живет в этих глубинах, – недаром же приняла испанское имя Соледад. Его отыскал Игорь в стихах Федерико Гарсиа Лорки. Соледад просила его найти подходящий текст для романса, а он нашел имя. Оно было тайным – только для писем и для Н.

Имя Амарго было того же происхождения – его подсказал Н. кто-то образованный. Так и должно было случиться – встретились Соледад и Амарго. А потом появился Георгий – и поэзия рассыпалась, словно выпущенный на мороз мыльный пузырь.

Соледад все еще не могла понять, нужен ли ей мужчина, который ведет себя слишком правильно. Меж тем она сидела рядом с ним за столом и участвовала в общем разговоре. И только ловила иногда взгляд Игоря – Игорь понимал ее состояние лучше, чем Маша.

Окна были открыты, как и полагается в долгий, почти бесконечный час между вечером и ночью. Внизу замерли облака бледной сирени. Замерли и длинные, в пол, темно-золотые портьеры. Небо между ними было непостижимо светлым. Неторопливость безветренного вечера малость отдавала вечностью – если только кого-то ждет безболезненная и безмятежная вечность.

Любимое в юности время года теперь ранило Соледад, и она хотела скорее пробежать эту пору. Потому ей и были дороги ночные часы – ночь в любое время года одинакова, чернота за окном не режет душу. Но они все не наступали, и застольная беседа, умело направляемая Машей, стала иссякать. Георгий рассказал несколько забавных историй, насмешил Игоря, но Соледад молчала и невольно вносила разлад в такое хорошее застолье. Она отвернулась от окон и поглядывала искоса на Георгия – ей хотелось, чтобы душа отозвалась наконец на его голос и движения.

Было ли возможно с Георгием то взаимопонимание, которое случилось с Н.? Она не знала. Правда, с Н. это вышло на телесном уровне, души не соприкоснулись, но ведь в браке без телесного все равно не обойтись. А тут – и души, и тела выдерживают дистанцию, одни лишь интеллекты нащупывают друг друга и друг к другу примеряются…

И случится ли то, о чем они обе, Соледад и Маша, подумали, едва увидев Георгия?

Соледад не смогла бы передать их общую мысль словами, во всяком случае, – своими словами. Но она уже пела это – и в натренированной памяти зазвучали стихи.