Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет ничего тяжелее, чем смотреть, как играют в карты другие. Сколько взяток ты получил бы, будь у тебя их карты.
Поэтому появление новых посетителей — для меня приятное развлечение, а также повод надеяться вновь вступить в игру.
Они позвонили недавно, используя условные фразы друзей чьих-то друзей. А на самом деле оказалось, что это полиция.
Самый неудачный вечер. Прощай надежда отыграться. Кроме того, начнется вся эта тягомотина с выяснением личности, с предъявлением обвинения в занятии азартными играми. Знаю, что скорее всего это ничем не кончится, потому что наш солидный клуб имеет хороших покровителей, но все равно не могу унять раздражения. Требую от полицейского, чтобы он перестал вмешиваться в личные дела людей и не совал бы свой нос в то, каким образом они предпочитают избавляться от своих денег.
Изъясняюсь в таких выражениях, которые явно не устраивают полицейского. Он предлагает мне проследовать за ним в участок. Вот там и продолжим развлечение, отвечает он, там и ответите за оскорбление и сопротивление чинам полиции в общественном месте, а может, и за то и за другое.
Именно этого я и добиваюсь, потому что у меня тоже есть свои покровители, но мне надо быть осторожным и не афишировать их при таком обилии свидетелей.
В полиции начинается обычная канитель с формальностями.
— Меня зовут Аликино Маскоро. Маскаро Аликино.
Родился тогда-то, там-то, проживаю там-то, профессия.
Я говорю:
— Послушайте, давайте сделаем так, — позвоните-ка комиссару Лучано Пульези.
Он внимательно смотрит на меня:
— Комиссару Пульези?
Я вздыхаю как человек, у которого кончается последнее терпение.
— Да, именно ему.
— Я не могу звонить ему в такой час.
— И все же позвоните. Беру ответственность на себя.
Он тянется к телефонной трубке, но передумывает и встает. Грубо бросает мне, чтобы я подождал, и выходит.
Другой полицейский, составлявший протокол, старается не смотреть на меня. Через несколько минут возвращается тот, что уходил.
— Дозвонились?
— Можете идти.
Прекрасно. Ухожу как ни в чем не бывало. Мой темный элегантный костюм легко открывает мне дорогу в толпе задержанных ночью людей, что ждут в коридоре.
Зеленый текст Memow застыл, словно машина решила позволить себе небольшую передышку. Аликино тоже нуждался в ней. Ему необходимо было привести в порядок свои мысли, постараться снять волнение, которое до сих пор заставляло его сидеть в напряжении, затаив дыхание. Ему требовалось также вернуть себе верное ощущение времени, потому Memow начал работу, исходя из реального времени, а потом принялся писать очень быстро, намного быстрее. И действительно, весь сочиненный им текст был написан менее чем за час. Это значит, что машина опережала события, о которых рассказывала.
Компьютер центрального архива не давал о себе знать. Это был признак того, что работа Memow была плодотворной. Человек, возникавший в результате работы Memow, был живым, подлинным. Казалось, к нему можно прикоснуться, заговорить с ним, хотя бы для того, чтобы спровоцировать его злой сарказм. Столь точный, безошибочный результат самым невероятным образом превосходил все теоретические расчеты, все самые большие ожидания и выходил за пределы даже самого пылкого воображения.
Превосходная работа.
Даже слишком превосходная, отметил Аликино, перечитывая то, что написал Memow и что принтер воспроизвел на бумаге.
Аликино решил оставаться в офисе день и ночь, питаясь бутербродами, а когда совершенно необходимо будет отдохнуть, тут же и спать, положив голову на стол. Он принес из дому зубную щетку, пасту и электробритву: самое необходимое, так как, учитывая скорость работы Memow, полагал, что эксперимент продлится недолго. Если только не возникнет какая-нибудь непредвиденная трудность, которую он не мог учесть сейчас и заложить в программу.
В принципе была только одна основная причина, способная остановить творчество Memow, — отсутствие или недостаток информации, сырья, в котором он нуждался, чтобы бесперебойно функционировал его искусственный интеллект. При отсутствии такого сырья компьютер остановился бы, точно мотор без топлива. Это обстоятельство было ключевым моментом всей операции, и поэтому Аликино неустанно и непрестанно снабжал свою исключительную машину массой информации — топливом, которое Memow жадно поглощал.
Побуждаемый импульсами, поступавшими к нему через клавиатуру, Memow охотно продолжал сочинять:
Если бы я не чувствовал себя всякий раз совершенно разбитым, измученным и невыспавшимся, если бы не было такой горечи на душе, не урчало бы в желудке, не приходилось бы руками поддерживать голову, чтобы она хоть как-то держалась на плечах, и если бы все это не было тысячекратно умножено после того, как я был выпотрошен до последней лиры, я охотно согласился бы, что ранним утром Рим выглядит довольно приемлемо.
Я обнаружил, что есть люди, направлявшиеся на работу, — меньшинство, на котором держится в городе то немногое, что еще функционирует, люди, которые исчезнут, когда позднее огромная масса паразитов заполонит улицы лавиной своих вонючих машин.
Неподалеку от дома нахожу парковку для своего потрепанного «мерседеса». Я живу в Трастевере, в районе, который казался мне очаровательным, когда я только перебрался в Рим. Теперь же я не выношу развалины и грязь, определяющее местный колорит.
Открыт какой-то бар, и у меня хватает мелочи, чтобы позволить себе кофе.
Всякий раз, когда предстоит возвращаться домой, я долго чертыхаюсь из-за того, что нет лифта. Четыре этажа. Они, конечно, помогают сохранить фигуру.
Диана уже встала. Женщины в критическом возрасте рано поднимаются по утрам. Домашние хозяйки тоже. С каких пор Диана оказалась домашней хозяйкой в критическом возрасте? С тех пор, когда вышла замуж. С тех пор, как я женился на ней двадцать лет назад. Впрочем, нет, первые годы она была только домашней хозяйкой.
Я застал ее в кабинете — в кабинете, служившем нам и гостиной, потому что в комнате, которая должна была быть гостиной, всегда недоставало мебели.
— Чао.
— Принесу кофе. Только что сварила.
Я спрашиваю себя, видел ли я когда-нибудь, как она улыбается? Уже многие годы не видел. Многие, многие. А сколько ей лет? Она родилась в 1945-м. Значит, ей сорок. Надо внимательнее посмотреть на нее, поспокойнее, чтобы понять, красива ли она еще. Когда я познакомился с нею, в 1965-м, она определенно была красива. Любовь с первого взгляда. Тогда я не успел, так сказать, даже опустить на землю чемодан, с которым приехал из Болонъи. В тот год я сделал очень многое, и со мной случилось немало разных событий. Все произошло как-то поспешно: но это я сам так торопился, ведь мне было уже сорок. И за каких-то несколько месяцев я приучился курить, встретил Диану, женился на ней и сделался отцом. Но самое главное — пристрастился к игре в покер и овладел ею так, словно видел в этом свою профессию. И должен сказать, что поначалу, как это бывает обычно с начинающими, которые, как правило, выигрывают, я рисковал по-крупному, но все же сумел уберечь часть денег, которые получил при увольнении в Ссудном банке в Болонъе, где проработал двадцать лет.