а я имею возможность рассмотреть её. Милая. Подобна Олесе, которая неосознанно вызывает симпатию одним лишь своим видом. Мне кажется, сейчас на её лице читается обречённость и осознание, что недолгая радость от приезда мужа, сменится на бесконечную вереницу печальных дней.

– София, вы выставили условия Александру?

– Нет, – шепчет едва слышно, и мне приходится наклониться, чтобы уловить ответ. – Сейчас поедем в ЗАГС, подадим заявление, а через месяц он станет свободным человеком.

И либо она не знает, какое положение занимает её муж, либо…

– Соня, за те девять лет, что Александр отсутствовал, он стал довольно состоятельным человеком. Вы состоите в официальном браке, поэтому имеете право на часть имущества и средств. При грамотной работе адвоката суд удовлетворит ваш иск на раздел, при условии…

– Вы не поняли, – она поднимает заплаканные глаза, который обдают тоской. – Я его ждала. Его самого. Что у него есть – неважно, важно, что теперь его нет у меня.

Открываю рот, чтобы возразить и наставить Соню на путь истинный, по обыкновению измеряя всё материальным аспектом, но слова тонут, когда по щеке женщины одна за одной скатываются слёзы. Остаток пути проходит в молчании, и лишь иногда Соня убирает предательские слёзы своей личной трагедии.

– Интересно, она действительно не понимала, что он не вернётся? – спрашиваю Олесю, провожая взглядом Гореева с супругой, поднимающихся по ступеням ЗАГСа.

– Она просто любила, – пожимает плечами, но поймав мой вопросительный взгляд, продолжает: – Ах да, я забыла, что вам это слово не знакомо. Любовь, Максим Максимович, заставляет людей надеяться и верить несмотря ни на что. Верить человеку, которому отдано сердце; верить обещаниям, словам, иллюзиям в конце концов. Женщины умеют ждать. Ждать вопреки всему. Но только тогда, когда есть ради чего. Сегодня её ожидание потеряло смысл.

В этот момент палящее солнце скрывается за неожиданно набежавшими тучами, обдав нас порывом ветра, и Олеся сжимается, обхватив себя руками. Тонкая рубашка продувается, а её кожа тут же покрывается мурашками. Снимаю пиджак, накидываю на её плечи и вижу, как она кутается в него, а затем совершает жадный вдох. Так и стоим в молчании, ждём, пока из дверей ЗАГСа появится две фигуры, одна из которых нашла в этом здании освобождение, вторая – разочарование.

Гореев сбегает со ступеней, встречая нас довольной улыбкой, Соня спускается с другой стороны, обогнув лестницу и скрывшись за зданием.

– А Соня? – интересуется Олеся, готовая сорваться вслед за женщиной.

– У неё ещё дела. Сама доберётся, – равнодушно бросает и садится в машину к водителю.

Вторая, видимо, для нас. Поэтому устраиваюсь на водительском сиденье, а Олеся рядом, отвернувшись к окну и скрывшись за тёмными стёклами солнечных очков. Подбирает под себя ноги и, завернувшись в мой пиджак, застывает в одной позе.

Несколько раз почти решаюсь начать разговор, чтобы разбавить душную тишину, но понимаю, что любые звуки сейчас будут лишними, поэтому включаю музыку в приемлемой громкости и сосредотачиваюсь на дороге, следуя за первой машиной.

После обеда оказываемся в городе. Вспоминаю, что именно сегодня Яна должна дать ответ по вопросу готовности продолжать наше сотрудничество, и спешу к офису. Расстаёмся с Гореевым, надеясь, что через тридцать дней он станет разведённым человеком, и более ничто не помешает ему жениться на Светлане. Так же молча поднимаемся в лифте. Мне кажется, Олеся раздавлена и вымотана. Дело не в дороге и ночи, проведённой в незнакомом доме, она по какой-то причине примерила ситуацию Сони на себя, и сейчас едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. Всё больше убеждаюсь, что в жизни организатора свадеб произошло нечто, заставляющее сопереживать всем обманутым и отвергнутым женщинам, которые жили в ожидании, а в итоге получили уничтоженные надежды и неспособность верить.

Двери лифта, распахнувшиеся на нашем этаже, выводят нас в холл, где…

– Не понял…

В холле около двадцати девушек модельной внешности толпятся и спорят. Словно рядом с нами расположилось модельное агентство, которое проводит кастинг, и каждая желает попасть на подиум.

– Непохожи они на тех, кто стремится развестись, – задумчиво произносит Олеся, осматривая толпу.

– Да и на тех, кто планирует свадьбу тоже.

Переглядываемся, непонимающе пожимая плечами, но блондинка, покидающая мой офис и громко выкрикнувшая «следующая» доказывает, что эта очередь требует меня.

– Не знаю, что у вас происходит, Максим Максимович, но удачи, – Олеся отдаёт пиджак и скрывается в своём офисе, тогда как я направляюсь в самую гущу, чтобы выяснить, какого чёрта здесь творится.

Глава 13

– Вероника, что происходит? – задаю вопрос секретарю, которая хлюпает носом и размазывает тушь по щекам, не имея возможности выдавить и слова.

– Максим Мак… Меня уволили… – воет навзрыд и сползает по стене, исчезая за стойкой.

– Кто?

– Ворон… старший…

– Мой отец? – девушка кивает, провожая взглядом очередную претендентку, которая походкой от бедра проплывает мимо нас.

Вопрос, какого чёрта здесь твориться гаснет в другом – что здесь забыл тот, кто давно отошёл от дел, занимаясь молоденькими красавицами, сменяющими друг друга раз в полгода. И чтобы удостовериться, направляюсь к стеклянным дверям, наблюдая, как в кабинете Яны восседает мой старик, вальяжно развалившись в кресле и чёркая в блокноте пометки, видимо, оценивая параметры блондинки, сидящей перед ним. Костюм по-прежнему сидит на нём идеально, а мужской шарм, сражающий наповал женщин, сейчас в активной фазе, что подтверждается пунцовыми щеками соискательницы.

– Что происходит? – мой рык отрывает Яну от просмотра документов.

– Макс, Вероника не справляется со своими обязанностями. Не знаю, по какой причине она всё ещё занимает своё место, но торговать лицом – только часть её задач. Вчера она не смогла сделать элементарного – распечатать документы и подготовить нужное к суду. Поэтому мне пришлось сделать всё самой, а ей вынести предупреждение. А после обеда к нам пришёл клиент, которому Вероника нагрубила, сказав, что такого рода разводами мы не занимаемся. С каких пор секретарша решает, за какие дела нам браться?

Доля правды в словах Яны имеется, и Веронике довольно далеко до совершенства, но она готова часами слушать нытьё тех, кто обречённо соглашается на развод, не имея шансов получить часть имущества.

– Допустим, – сажусь напротив. – Но почему кастинг проводит мой отец? – указываю на соседнюю дверь, где папа строит из себя великого босса, без стеснения рассматривающего стройные ножки юной барышни. – И почему он вообще здесь?

– Решил вернуться.

Новость становится не то что неожиданной – ошеломляющей. Потому как последние восемь лет папа занимался собой и своими отношениями, не желая кататься по судам, и выслушивать претензии людей, решившихся на развод. Об этом было заявлено громко и чётко,