– Дорогая, ты прежде всего неотъемлемая часть меня. И, конечно, Даунтона, – попытался он свести все к шутке. – Вон сколько всего насажала – и не выкорчуешь.

Конечно, ее убедили не слова, а этот поцелуй. Иногда нежное прикосновение бывает куда более убедительным, чем самые страстные объятья или горячие ласки. На сердце стало тепло…

– И все же я хочу, чтобы ты присоединил приданое к Даунтону.

– Для этого ты должна подписать бумаги…

– Так подпишу! Давай завтра съездим в Лондон и подпишем. Пока я еще не переваливаюсь, как уточка, – рассмеялась Кора.

– Ты прекрасно переносишь беременность, – улыбнулся муж.

– Да, плохо было только сначала. Помнишь, как я из-за постоянной рвоты решила, что умираю?

Они вспоминали его болезнь из-за ранения в Африке, то, как Кора днем и ночью выхаживала мужа, обещав Богу свою жизнь взамен его, если это нужно, как потом паниковала, приняв первые признаки беременности за приближение расплаты…

Роберт шутил, что она после рождения ребенка станет дородной тетушкой, будет важно ходить и постоянно ворчать на прислугу.

– Нет! Я останусь молодой и красивой!

– Конечно, дорогая. Разве что после рождения пятого младенца…

– Роберт! – смутилась Кора.

– Ты думаешь, этого мало? Но я же не ограничиваю, можно и семерых…

Наедине во время прогулок он то и дело норовил смутить ее, чтобы остановить и поцеловать. Это было просто восхитительно, и в голову не приходило, что что-то может измениться.

На следующий день они действительно съездили в Лондон, и Кора подписала бумаги, дающие согласие на присоединение ее приданого к имуществу Даунтона. Адвокат тоже предпочел предупредить:

– Миледи, обратного пути не будет, этим вы навсегда отдаете принесенные вами средства поместью вашего супруга.

Кора улыбнулась:

– Я отдала ему куда большее – свою душу. А поместье и мое тоже.

Роберт молча сжал руку жены.

Леди Вайолет слегка ревновала к их посиделкам в Дауэрхаусе, втайне завидуя, а однажды пришла туда сама. Хвалила акварели Коры, восхищалась ее игрой на рояле, уютом, созданным в малом доме, долго сидела у камина…

В тот вечер Коре показалось, что у них все будет прекрасно, свекровь была душевной, напрочь забывшей американское происхождение невестки. Роберт много шутил, Кора играла… Из кухни доносились умопомрачительные запахи стряпни Нэнси, за окном шумел весенний дождь, и никто не смог бы объяснить, почему так не может быть всегда.

Кора и Роберт даже остались ночевать в Дауэрхаусе и спали вместе. Нет, они не занимались любовью, но было именно то, чего так не хватало обоим – простая нежность друг к другу. И не существовало никаких мистеров Симпсонов, Невиллов и проблем Даунтона и Найт-Хилл. Им просто было хорошо.

И все же стоило начать говорить о делах, как настрой пропал. Для Коры и Роберта словно существовали две запретные темы – мистер Симпсон и мистер Невилл. Первую не выносила она, вторую он.

К приезду Эдит у Коры появилась целая папка новых пейзажей и даже акварельный портрет Роберта, который Кора писала исподтишка, наблюдая за мужем, читавшим книгу у камина. А еще она разучила несколько новых произведений, в том числе сложный этюд Шопена, прозванный «Революционным».

Это не произвело большого эффекта, Эдит пребывала под впечатлением от поездки. Она отсутствовала чуть больше недели, но произошедшие изменения были столь разительны, словно она прожила год в Европе.

Эдит вернулась посвежевшей и похорошевшей, часами рассказывала, как чудесно в Дербишире, какой великолепный прием устроила родственница Адлеров леди Хэмли, какой красивый у них парк, как велик дворец… Но вывод оказался парадоксальным:

– У нас в Даунтоне лучше!

И все же бесконечные рассказы о роскошных владениях Хэмли утомляли. Роберта чуть покоробила еще одна сентенция сестры:

– Пожалуй, с ними может сравниться Найт-Хилл, когда Генри приведет его в порядок. Там можно организовать то, что я видела у Хэмли. В Дербишире такая конюшня!.. Жаль, что Генри ее не видел.

– Эдит, почему ты зовешь мистера Невилла по имени?

Девушка чуть смутилась, но быстро нашлась:

– Прошу простить, но это тоже привычка Дербишира – звать соседей по именам.

– Обманщица! – рассмеялся Роберт. – У меня немало знакомых в Дербишире, они никого не зовут по именам, разве только близких членов семьи, и то младших.

Леди Вайолет была более категорична:

– Эдит, следи за своей речью! Даже без упоминания мистера Невилла ты рискуешь превратиться в одну из глупеньких восторженных дурочек, над которыми смеялась в Йорке.

Эдит и сама поняла это, а потому стала серьезной:

– Да, мама.

Восторги по поводу Дербишира сильно поубавились, но понадобилось несколько дней, чтобы Эдит забыла о своей поездке.

Кору же слегка задевало то, что Эдит как-то отстранилась от нее после вояжа. Она не могла понять причину внезапной потери былой душевности. Юную женщину не очень беспокоило новое отношение золовки, но все же было обидно – кажется, она не давала повода на себя дуться?

Все объяснила Дэйзи – бывшая горничная Коры, после ухода Эммы перешедшая к Эдит. Дэйзи проболталась Анне, а та осторожно пересказала все самой Коре.

Нет, Эдит вовсе не была обижена на невестку или сердита за что-то, просто в Дербишире куда резче относились к пришлым, в том числе американцам.

– Там столько раз за столом осуждали выскочек из-за океана! – делилась своими наблюдениями Дэйзи. – Мне даже не по себе становилось. Я же американка. И слуги на меня косились, когда это поняли, а ведь сначала решили, что я с континента, потому акцент. Ой, насколько лучше у нас в Даунтоне! На миледи никто не косится, как на захватчицу.

Анна постаралась сгладить все углы и сумела мягко объяснить Коре причину легкой отстраненности Эдит.

Конечно, Коре было обидно, тем более, помня об ее американском происхождении, Эдит, казалось, напрочь забывала о таком же у Невилла. Неужели из-за того, что деньги Генри для нее что-то значили, а деньги Коры нет? Эдит не столь меркантильна, чтобы из-за денег рвать дружбу.

Немного погодя Кора поняла другую, более важную причину: Эдит стала видеть в ней не обретенную сестру, а соперницу за мужское внимание. Есть женщины, которых беременность делает дурнушками, а рождение ребенка превращает в красавиц. Кора относилась к тем, кого красила и беременность тоже. Приступы тошноты прошли, на лицо вернулся румянец, в глаза блеск, усилившийся от состояния счастливого ожидания и от восстановленных отношений с мужем, Кора похорошела. Ежедневно видевшим эти изменения Роберту и леди Вайолет они в глаза не бросались, а Эдит заметила сразу.