Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — ответила Сиджей и полезла в карман куртки.
— Прикуришь. Ее. Для меня? У меня. Не хватит. Силы, — сказал мужчина и погладил себя по лысой голове.
Сиджей зажгла огонь и передала палочку мужчине. Он поднес ее не ко рту, как делала она, а к горлу. Послышался слабый звук всасывания, а потом пошел дым прямо из дырки у него в горле.
— Ах… — произнес мужчина. — Хорошо. Я могу. Только. Одну. В неделю.
— А что случилось? Я имею в виду…
— Мою дырку? — Мужчина улыбнулся. — Рак. Горла.
— О боже, мне очень жаль.
— Сам. Виноват. Не надо. Было. Курить.
Они немного постояли вместе. Хотя Сиджей была все еще расстроена, ее страх постепенно рассеивался, словно дым, выходящий у нее изо рта.
— Как ты, — сказал мужчина.
— Простите?
— Я был. Как ты. Когда. Начал. Курить. — Он улыбнулся.
Я решила, что нет больше надобности охранять Сиджей, и подошла к мужчине понюхать его руку — вдруг у него найдется для меня угощение. Он наклонился ко мне: «Хорошая собака». Его дыхание пахло дымом, но еще была примесь металлического запаха, я его сразу узнала, вспомнив тот ужасный привкус, от которого невозможно было избавиться, когда я была Малышом. Наверное, у мужчины и во рту был такой же привкус.
Мужчина зашел внутрь, а Сиджей осталась стоять на холоде, уставившись в пустоту. Палочка в ее руке тлела. Она наклонилась, ткнула ее в снег, а потом выкинула в мусорное ведро, и мы вместе зашли внутрь.
Энди играла с золотистой собакой. На мне не было поводка, а Сиджей отвлеклась, так что я подбежала к тому месту, где сидел лысый мужчина с улицы. Я подошла к нему, легла и скрестила передние лапы, как это делал Люк.
— Вот это да! — воскликнула Энди и подошла ко мне. — Молли, ты научилась у Люка?
Я завиляла хвостом. Однако угощение так и не получила. Вместо этого Энди отвела меня назад к Сиджей.
Мне очень нравилась Энди. Мне нравилось, как она встречала меня объятиями и поцелуями — все, о чем только может мечтать собака. Но я считала, что это несправедливо — Люку давать угощение, а мне нет.
Когда мы вернулись домой, Глория была рада видеть Сиджей, а меня, как обычно, проигнорировала. Я научилась держаться от нее подальше, потому что она никогда со мной не разговаривала, никогда не кормила меня и даже редко на меня смотрела.
— Я думаю, в этом году мы должны устроить дома рождественскую вечеринку, — сказала Глория. У нее в руке был блокнот. — Устроим роскошный праздник. С ресторанным обслуживанием и шампанским.
— Глория, мне семнадцать. Мне нельзя шампанское.
— Ну, это же Рождество. Ты можешь пригласить, кого захочешь, — продолжала Глория. — У тебя есть парень?
— Ты ведь знаешь, что нет.
— А как насчет того симпатичного молодого человека, Шейна?
— Вот поэтому я и не обращаюсь к тебе, когда мне нужно узнать компетентное мнение о молодом человеке.
— Я приглашу Джузеппе, — сказала Глория.
— Кого? А что случилось с Риком?
— А, Рик… Он не оправдал моих ожиданий.
— И поэтому ты решила завести роман с отцом Пиноккио.
— Что? Нет, Джузеппе итальянец из Сент-Луиса.
— Так вот где находится Италия! Неудивительно, что у меня плохие оценки по географии.
— Да нет, я имею в виду, он настоящий итальянец, из Италии.
— Ты что, помогаешь ему купить дом?
— Ну да. Конечно.
Я пошла на кухню проверить, не упало ли что-нибудь съедобное на пол, и увидела, что снаружи стоит человек и смотрит внутрь через стеклянную дверь. Я залаяла, чтобы всех оповестить.
Человек сразу же развернулся и побежал прочь. В кухню вошла Сиджей.
— Что там, Молли? — спросила она, подходя к двери, потом распахнула ее и выбежала во двор. Я почуяла запах мужчины и быстро пошла по нему к задней калитке, которая оказалась закрыта. Я узнала этот запах, узнала, кому он принадлежит. Шейну.
— Молли, иди сюда, слишком холодно. — Сиджей позвала меня обратно в дом.
Когда мы снова пришли к Энди, она обратилась к Сиджей:
— Привет. Хочу сегодня кое-что попробовать.
Энди взяла меня в свою игру. Но ее игра была не очень интересной, по сравнению с «тащи веревку» или «беги за мячом», например. Люди, они вообще такие — их вариант игры всегда уступает по увлекательности варианту собаки. Как обычно, старики сидели на стульях на приличном расстоянии друг от друга в большой комнате. Энди попросила Сиджей подвести меня на поводке к человеку в самом конце — к женщине в меховых сапогах, от которой пахло кошками.
— Привет, как тебя зовут? — спросила она, протягивая мне руку, чтобы я ее лизнула. Ее пальцы оказались терпкими на вкус.
— Это Молли, — ответила Энди, и я завиляла хвостом, услышав свое имя.
Потом мы все вместе подошли к следующему человеку, а потом — к следующему; возле каждого из них мы немного задерживались, чтобы они могли меня погладить и поговорить со мной, но никто мне так ничего и не дал, хотя я чуяла, что у одного мужчины в кармане был сыр.
Потом мы подошли к женщине, чьи руки пахли рыбой. Она наклонилась ко мне, и я почувствовала запах, напомнивший мне привкус, от которого я никак не могла избавиться, когда была Малышом, тот же запах, который был у дыхания лысого мужчины, разговаривавшего с Сиджей.
— Привет, Молли, — сказала женщина.
Я почувствовала едва уловимое напряжение Энди, когда мы начали отходить от нее, и тут меня осенило: целью игры было определить этот запах. Я вернулась к женщине и легла, скрестив лапы.
— Правильно! — воскликнула Энди, захлопав в ладоши. — Молли, хорошая девочка, хорошая девочка.
Энди дала мне угощение. Я решила, что теперь эта игра мне нравится, и завиляла хвостом, готовая продолжать.
— Молли сама догадалась, что от нее требуется? — удивилась Сиджей.
— Я полагаю, что все собаки могут определить нужный запах, но они не понимают, что должны дать нам об этом сигнал. Молли наблюдала за Люком, ты заметила, как она скрестила лапы, — в точности как он. Впервые вижу, чтобы собака училась, глядя на другую собаку. Тем не менее факт остается фактом, другого объяснения ее поведению нет. — Энди опустилась на колени и поцеловала меня в нос. — Молли, ты гений, настоящий гений в образе собаки.
— Молли, ты гудель, — сказала Сиджей. — Наполовину гений, наполовину пудель. Гудель.
Я завиляла хвостом, радуясь, что мне достается столько внимания.
— Если ты не против, я бы хотела включить Молли в свою программу. И, разумеется, тебя, если интересно, — сказала Энди. — Работа в программе пойдет в счет исправительных работ.