на этот раз.

Проводив Марусю Коваленко домой, Евдокимов свернул на улицу, где жил Прибытков, дошел до его дома, остановился напротив освещенных окон, потоптался на месте, подтянул кверху рукав пиджака, посмотрел на часы. Было уже около одиннадцати, заходить было поздно. Евдокимов укоризненно – упрёк относился к себе самому – покачал головой.

Зайти было неудобно, а уходить не хотелось, Евдокимов перешел через улицу и сел на скамеечку у чьего-то дома как раз напротив окон Прибыткова.

Окна его квартиры были освещены, два окна были задернуты занавесками, третье не было занавешено. Какой-то мужчина прошелся по комнате. Это не мог быть никто иной, как Прибытков. Потом ушел, через некоторое время вернулся в комнату, подошел к окну, постоял, вглядываясь в темноту, отошел снова, потом свет в комнате погас, тень появилась в комнате, где окна были занавешены, несколько раз взмахнула руками и исчезла. Евдокимов сидел на скамеечке и лениво смотрел вперед. Надо было бы идти, но вставать не хотелось. Ночь была тепла, душиста, певуча, где-то далеко-далеко что-то протяжно пели какие-то девчата, спешить было некуда…

Евдокимов закрыл даже глаза от умиления и вдруг услышал около себя чей-то негромкий и почтительный голос:

– Наблюдаете?

Евдокимов от неожиданности даже вздрогнул и открыл глаза.

На краешке скамейки сидел сухонький, аккуратный старичок.

– За кем наблюдаю? – спросил Евдокимов.

Старичок мотнул кверху бородкой, указывая на противоположную сторону.

– И правильно делаете, – сказал старичок, – За ними надо наблюдать.

– Да за кем наблюдать-то? – спросил Евдокимов, – Мне не за кем наблюдать!

Старичок вежливо хмыкнул.

– Как знаете, – сказал он. – Правильно-с.

– Что правильно? – спросил Евдокимов. – Вы о чем?

– Ни о чем, – сказал старичок. – Вроде, как и вы, дышу воздухом.

Евдокимов вгляделся в старичка.

Старичок как старичок. Небольшого роста, сухонький, коренастый, несмотря на июль, в ватничке, в черном старомодном картузе, открытое просто лицо, борода подстрижена лопаткой. Волосы седые, лишь кое-где проступает тающая чернинка. Умные живые глаза.

Он смотрел на Евдокимова вежливо и пытливо.

– Изволите прогуливаться? – спросил старичок, – в голосе его прозвучала доброжелательная насмешка.

– Да, – сказал Евдокимов. – А вы что, тоже гуляете?

– Никак нет, – сказал старичок. – Я на работе.

– Это на какой же работе? – поинтересовался Евдокимов. – Звезды на небе сторожите или что?

– Никак нет, – сказал старичок. – Нарезное печенье.

– Это какое же печенье? – удивился Евдокимов. – У себя в карманах, что ли?

– Никак нет, – сказал старичок, – Вы, я вижу, любитель пошутить.

– Нет, вправду, какое печенье? – спросил Евдокимов. – Вы тоже, кажется, шутите?

– Никак нет, – сказал старичок. – Я – сторож. Ночной сторож, сторожу склад райпищепромкомбината.

– А где же этот склад? – поинтересовался Евдокимов. – Я что-то не вижу.

– А вон там, на углу…

Старичок махнул рукой в неопределенном направлении. Евдокимов посмотрел вдоль улицы, – если на углу и находился склад, до него было довольно – таки далеко.

– Во-он сарай! – объяснил старичок, – Под железною крышей.

Было темно, никакую железную крышу увидеть было невозможно.

– Однако вы что-то далеко отошли от своего склада, – предупредил Евдокимов. – Не боитесь?

– Да, что вы, господи! – воскликнул старичок. – Кто польстится…

Он доверительно посмотрел на Евдокимова.

– Там только нарезное печенье да яблочное ситро.

– На яблочное ситро охотников не находится? – усмехнулся Евдокимов. – А вы, значит, променад совершаете?

– Как? Как вы сказали? – спросил старичок. – Проме над чем? Проминку, что ли?

– Вот именно, – сказал Евдокимов. – Проминку.

– Так же, как и вы, хожу, гляжу – сказал старичок. – Наблюдаю, как кто живёт.

– За кем же вы это наблюдаете? – спросил Евдокимов.

– А за человечеством, – сказал старичок. – Моё дело стариковское, я больше от любопытства, а вы по долгу службы…

Он почавкал губами.

– Товарищ Евдокимов, – договорил он и извинился. – Не имею чести знать ваши имя и отчество.

– Дмитрий Степанович, – назвался Евдокимову и спросил: – А откуда ж вы меня знаете?

– Да, господи! – воскликнул старичок. – Разве в станице от людей спрячешься?

– А что ж вы обо мне знаете? – поинтересовался Евдокимов.

– Ну, следователь вы, следователь, – сказал старичок. – Не зря же вы здесь сидите.

– То есть, как это не зря? – удивился Евдокимов.

– Наблюдаете, – сказал старичок.

– За кем? – спросил Евдокимов.

– За им…

Старичок опять указал бородкой на противоположную сторону.

– За кем, за им? – спросил Евдокимов.

– За гражданином Прибытковым, вот за кем, – решительно сказал старичок.

– Почему это вы так думаете? – спросил Евдокимов.

– Трудно догадаться! – сказал старичок. – Каждый вечер прогуливаетесь здесь, тоже не звезды сторожите.

– А разве за этим Прибытковым есть что? – недоверчиво спросил Евдокимов.

– Будто не знаете? – насмешливо сказал старичок. – В народе у нас все говорят, что он убийца…

Он тут же поправился.

– Убивец, – сказал он, коверкая это слово. – Убивец и противник народа.

– А кого же он убил? – спросил Евдокимов.

– Савельева тракториста, – объяснил старичок. – Только ж, товарищ Евдокимов, вы знаете об этом лучше меня.

– А вы откуда об этом знаете? – спросил Евдокимов.

– От людей, – сказал старичок. – Об этом все говорят.

– Да зачем ему было убивать Савельева? – возразил Евдокимов. – Какая надобность?

– Чтобы истребить, – решительно сказал старичок. – Он уже сидел за это.

– А откуда вы меня все-таки знаете? – спросил Евдокимов. – На лбу у меня не написано.

– Да вас все мальчишки знают, – перебил его старичок. – У прокурора вы бываете, да и не скрываетесь же ни от кого.

– В таком случае знакомьте и меня с собой, – сказал Евдокимов. – Вас – то самого как зовут?

– Тихон Петрович Лещенко, – представился старичок. – Сторож райпищепромкомбината.

– Ах, это вы и есть тот самый раколов? – сказал Евдокимов. – Слышал, слышал!

– То есть, как это? – обиделся старичок. – Что значит раколов?

– Ну, раков ловить умеете, – объяснил Евдокимов. – Мне рассказывали ребята.

– Раками занимаюсь, верно, – согласился старичок и обиженно добавил: – А вы – раколов!

– И ещё рассказывали, – добавил Евдокимов, – что ворожбой занимаетесь.

– Ну, это баловство, – небрежно сказал старичок. – Дураки просят, вот я и ворожу.

– Может, и мне поворожите? – пошутил Евдокимов.

– А чего вам ворожить-то? – сказал старичок, усмехаясь. – Вам и так всё ясно.

– А что ясно? – спросил Евдокимов.

– Да все, – сказал старичок. – Оклад вам идёт хороший, квартира есть, жена тоже есть или будет, вам ни одна краля не откажет…

– Да я не насчёт жены, – сказал Евдокимов. – Я, вот, сижу и думаю – верить ли вам насчёт Прибыткова или нет?

– А мне верить и не надо, – сказал старичок. – Вы советской власти верьте, вот кому.

– Как так? – спросил Евдокимов.

– А так, – сказал старичок и добавил:

– Советская власть не ошибётся. Он уже сидел за то, что насупротив народа шёл, и опять сядет.

– Вы, я вижу, и впрямь пророк, всё знаете, – сказал, усмехаясь, Евдокимов и встал. – Ну, спокойной ночи, спасибо за беседу, пойду.

– И вам того же, – сказал старичок. – Пойду и я, поближе к своему печенью, буду радио слушать.

Он опять поправился на свой лад, исковеркал правильное слово:

– Радием очень увлекаюсь, – добавил он. – Особенно по вечерам.

Они вежливо распрощались и разошлись.

Евдокимов медленно пошёл домой.

Из парка, действительно, доносились звуки радио, из репродукторов, – очень глухо, правда, – лились «Амурские волны».

Когда он вошёл к себе в комнату, из соседней комнаты его окликнул Пронин.

– Дмитрий Степанович, вы одни?

– А с кем же я могу быть?

Пронин засмеялся.

– Кто вас там знает!

Он позвал Евдокимова к себе.

– Заходите.

Пронин лежал уже в постели и читал.

Евдокимов сел на