class="p1">Его имя становится нарицательным, и я ничегошеньки не могу с этим поделать…

Сглатываю и продолжаю смотреть на замершего в коридоре Федю.

– Что молчишь, Кнопка? – тихий голос и брат в ярости сверкает линзами очков, демонстративно кривя рот и чавкая жвачкой, двигаясь на меня.

С каждом шагом он продавливает пространство, наполняя его своей темной энергетикой, готовый к бою, он не спускает ничего.

А я смотрю-смотрю на него и все четче понимаю, что не знаю этого широкоплечего разгильдяя с пирсингом в брови и страшной татуировкой, набитой на груди.

Да, да… Недавно увидела его без майки и остолбенела… когда заметила на литой мужественной грудной клетке странный рисунок с оскаленной злой мордой.

– А что мне сказать, Федя? – мой голос сегодня не звенит недовольством. Я устала. День измотал меня и душу мою вывернуло наизнанку.

Прикрываю глаза, морщусь, пытаюсь скинуть наваждение.

Все не могу забыть свою встречу с миллиардером, его пальцы на моей коже, которые пометили меня, поставив огненное тавро. 

Все это для меня слишком…

И это только начало. Потому что в ледяных глазах Димитрия был мой приговор. 

Этот мужчина не будет церемониться.

И я чувствую, что чем-то его заинтересовала. Может, зашуганностью, неопытностью. Смятением. Не знаю. Но даже от мысли о нем дрожу и истома наполняет внутренности предвкушением…

– Кать, что случилось?!

Открываю глаза и понимаю, что сижу на полу, подогнув под себя ноги, а брат, быстро приблизившись, неожиданно приседает на корточки, просканировав меня взглядом.

Смотрю в лицо своего разгильдяя на темные брови, что сошлись на переносице, и просто подрываюсь, хватаюсь за широкие плечи, на ощупь напоминающие гранит, соединяю руки и сильно обнимаю его за шею.

– Катя…

Федор замирает на миг, каменеет, не любит он такого, но странным образом не отталкивает, как-то осторожно кладет горячую ладонь мне на спину и немного похлопывает, словно успокоить хочет.

Несвойственно ему. Непривычно. Обычно мы словами швыряемся, как кинжалами.

– Систер, говори как есть, что стряслось у тебя?

Отнимает мои руки от себя и опять в лицо смотрит своими умными темно-серыми антрацитовыми глазами.

Сердце кровью обливается, Федю сейчас вижу из прошлого. Такого понятливого, надежного. Того, кто всегда рядом.

Улыбаюсь, пытаясь отогнать плохое предчувствие.

Не готова я брату рассказать, в какое гадство вляпалась.

С его характером, что он может сделать?!

Боюсь даже предположить.

Некому за нас заступиться. Мы – никто. Сироты без связей и денег, висящие на волоске. 

Брат, узнав, кто и что мне сегодня сказал, может нарубить дров.

А я… я не хочу этого.

– Просто устала ждать тебя, беспокоиться. Ты мне душу рвешь. Каждый раз боюсь, что позвонят и скажут, что Федор Владимирович Елецкий вляпался так, что тебя не спасти…

Фыркает, но молчит. Видит мою слабость. Цапаемся мы, когда я в ударе, а когда сломлена, брат не станет добивать.

Он по своим понятиям чести живет.

– Меня спасать не нужно, Елецкая! Я задолбался тебе пояснять. Живи для себя. А я сам. Бабло зарабатываю. В дом все приношу. Не бедствуем. Что тебе еще нужно?!

– Не нужны нам такие деньги!

– Какие такие?!

– Нечестным путем заработанные!

Ржет и зубами белоснежными сверкает. Обаятельный гад. Все девчонки его уже, а что дальше будет?!

– Ты историю про Робин Гуда хорошо знаешь? Его типа героем считают.

– Федя!

– А что?! Взламывать систему и заставлять толстосумов помогать приютам – согласись, неплохая задумка. Сами они фиг что и кому отдадут...

Выдыхаю рвано. Голова болит, как будто вокруг неё железный прут обернули и методично сжимают. Веки закрываются.

Федя вдруг по волосам моим проводит.

– Систер, ты не из-за меня сейчас в таком состоянии. Не переводи стрелки. Пульс у тебя учащен, зрачки расширены, испарина на лбу. Что скрываешь?

– Дедукция, Ватсон?!

– Наблюдательность. Что у тебя?

Смотрю на брата и, наконец, разлепляю губы, пытаюсь найти правильные слова...

– Федь. У меня серьезные новости. Мне сегодня сделали предложение…

– Руки и сердца? – подкалывает, скалясь, как хищник.

– Елецкий!

– Ладно, тогда... – смотрит на меня зловеще как-то, и окончание фразы, как предсказание, заставляет вздрогнуть всем телом:

– Или... жизни и смерти?

Меня, скорее, на смерть ведут, связанную по рукам и ногам, но насколько близок он к истине я, конечно, не говорю.

Поднимается с корточек, мне помогает, проходится по комнате, рассматривает квартиру на предмет возможных изменений.

Федька у меня странноватый, способный фиксировать расположение любых предметов и замечать малейшие недочеты.

Фотографическая память. Он цифры запоминает так, словно ему в мозг вживили процессор.

Иногда я его совсем не понимаю. Он на своей волне, в своем мире.

– Предложение по работе у меня.  К нам новый босс на завод приехал, языка не знает и выбрал меня в помощницы.

Говорю твердо, по-деловому, утаиваю свое смятение и детали беседы с Димитрием.

Федька быстро разворачивается.

– Дела… Это что, тот миллиардер?! Имя еще странное – Димитрий.

– Ого, Елецкий, ты откуда знаешь? Я думала, что ты дальше компа своего ничего не видишь.

– Да у нас из утюгов уже новость эта прет, еще бы не знать! Ну че сказать, класс, английский твой пригодился, – пожимает мощными плечами, голос звучит безалаберно как-то, но глаза слишком прицельно рассматривают мою фигуру.

– Тебя вроде поздравлять надо, а ты выглядишь, как на поминки собралась.

Замолкает на секунду и руки на груди складывает, заставляя мышцы бугриться и проявляться.

Федька у меня красавец, совсем на ботаника не похож, может, потому что в детстве мама его в секцию айкидо отдала.

Да и он до недавних пор практиковал догмат – “В здоровом теле здоровый дух”. И частенько, когда особо сложная задачка не получалась, принимался отжиматься, ненужные мысли из головы выбивал тренировками.

И самое интересное, что после часовых силовых занятий по измождению собственного тела, подтягиваясь и делая жим лежа, он, оказывается, не переставая прикидывал решения.

Не раз видела, как, скинув мокрую футболку, Федор с вздутыми от напряжения, прорисованными на жилистой спине мышцами, с венами, которые разбухли на мощных руках, прокачивая кровь, садился за стол, не замечая ничего вокруг, принимался исписывать листы и, наконец, выводил правильный ответ.

Когда-то было так…

– Я спрашиваю, Елецкая, почему вид у тебя нерадостный?! – дожимает вопрос и глаза темнеют, злобу чувствую, она от него волнами пробивается.

Собираю волю в кулак.

– Не нерадостный, а шокированный, Федь. Это такая удача, такие возможности и оклад,