– О! – Элеанор наклонила голову. – Мне жаль.

Лукас сделал глоток шампанского и с удивлением обнаружил, что он не прочь поговорить с ней. Что она подумает, узнав о его корнях, точнее, об их отсутствии? Это отпугнет ее так же, как других светских дам?

– Я не знал своих родителей.

– Совсем?

– Я рос на улице, Элеанор.

– Ты солгал мне! – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Когда я тебя спросила, ты сказал…

– Я высказался в том плане, что у тебя богатое воображение.

Элеанор наморщила нос, но не отвела взгляд. Да и отвращения на ее лице не было.

– Прости. Должно быть, тебе несладко пришлось, – с сочувствием произнесла она.

И ему захотелось открыться ей.

– Да. Несладко. И страшно.

Эти слова вырвались у него невольно. Лукас почувствовал себя неуютно. Даже Томасо не знал всех подробностей его жизни. Никто не знал.

– Могу я спросить, что случилось с твоими родителями?

– Мать оставила меня в поезде, идущем в Москву.

– Это ужасно. Должно быть, у нее было разбито сердце.

– Она сделала это намеренно, Элеанор. Она собиралась… меня бросить.

– Но… – Она нахмурилась, не в силах представить, что такое возможно. – Но почему?

Лукас понял, что ему придется рассказать всю историю.

– Моя мать, в прошлом королева красоты, была наркоманкой, а моим отцом, возможно, был один из ее многочисленных любовников. К пяти годам я ей окончательно надоел. Уже тогда мы жили в условиях, которые не сильно отличались от улицы.

– Вот только на улице ты жил совершенно один!

Да, он был один. Он уже давно был один.

– До того, как ты начнешь по мне убиваться, – протянул Лукас, – вспомни, что сейчас я один из самых богатых людей России. Мать оказала мне услугу, избавившись от меня.

В ее широко раскрытых ореховых глазах светился неприкрытый шок.

– Но как тебе удалось выжить?

– Как удается многим другим таким же детям. Мы крали, рылись в бачках для мусора и спали на железнодорожных станциях. Как-то меня отправили в детский дом.

Но там было еще хуже. Там люди смотрели на него с жалостью и осторожностью. Он продержался в детском доме всего несколько месяцев и снова сбежал на улицу в поисках матери. В душе Лукас по-прежнему верил в то, что это какое-то недоразумение, чудовищная ошибка. Что мать совсем не собиралась бросать его. Но вскоре он узнал правду.

– Моя жизнь не была сказкой, но когда мне исполнилось шестнадцать лет, Томасо убедил своего брата дать мне работу на корабле. Я сразу понял, что мне выпал редкий шанс, и воспользовался им.

– Выживают сильнейшие, – прошептала Элеанор, повторяя его слова. – А полиция? Почему ты не обратился туда?

– Полиция не очень жалует уличных мальчишек.

По сравнению с его детством ее детство было похоже на сказку. Порой Элеанор казалось, что ей уделяют недостаточно времени, но она росла в любви. Кое-что изменилось после смерти матери. Отец немного от нее отдалился и женился во второй раз, но он ее не оставлял. Он не сажал дочь в поезд, чтобы избавиться от нее.

– Вот почему ты строишь школу, – пробормотала она, вспоминая недавний разговор с Петрой.

Та дала Элеанор брошюру, в которой было полно фотографий Лукаса с детьми. Он создал фонд помощи уличным детям. Тогда Элеанор решила, что Лукас делает это из тщеславия.

Петра рассказала, как Лукас, будучи в Санкт-Петербурге, одно утро в неделю посвящает таким детям, и что сейчас он подыскивает место для строительства школы, в которой они могли бы учиться. Чтобы они захотели учиться.

Элеанор, естественно, предположила, что Петра преувеличивает.

– Что тебе об этом известно? – отрывисто спросил он.

– Только то, что рассказала Петра.

– Эта женщина не в меру болтлива.

– Значит, это так?

– Дети оказываются на улице главным образом потому, что им не к кому обратиться, некуда пойти. – Лукас пожал плечами. – У меня есть средства, желание, и мне известен ход их мыслей. Это решение было продиктовано логикой.

«Логикой, ага», – подумала Элеанор. Лукасу было не все равно. Совсем не все равно.

Она чувствовала себя ужасно, потому что заставила его рассказать о своем детстве, снова вспомнить те страшные времена. Элеанор подавила желание обнять Лукаса и сказать, что, если бы они тогда были знакомы, она нашла бы способ помочь ему.

Лукас отодвинул стул и встал. Элеанор подняла на него глаза, испытывая сожаление, поскольку вечер подошел к концу, и страх из-за того, что это их последний вечер вдвоем.

– Хватит говорить о мрачных днях моей жизни. – Он видел в ее глазах жалость, и ему это не нравилось. И вообще, он уже давно все забыл. Он протянул Элеанор руку. – Я хочу поехать в «Кристальный дворец».

– Сейчас?

– Почему нет?

– Хотя бы потому, что там никого нет.

Лукас улыбнулся:

– Надеюсь, отель пустует в последний раз, так что нельзя упускать шанс. Что скажешь?

Элеанор не хотела, чтобы эта ночь закончилась.

Отель выглядел потрясающе. Строительные леса были убраны, и ледяное здание таинственно мерцало в голубых, розовых и золотистых лучах подсветки.

Когда черный «феррари» Лукаса затормозил, два тепло одетых охранника приветствовали его. Они вошли через двойные стеклянные двери в пустое фойе.

Элеанор закуталась в пуховик и натянула шапку на уши. Лукас улыбнулся и обнял ее за талию.

Внутри горел тусклый свет, освещая ледяные скульптуры единорогов, снежных волков и нимф, которые, казалось, провожали их взглядами.

– Похоже, мы не совсем одни, – пробормотала она.

Лукас хмыкнул и поднял глаза к высокому потолку.

– А вот и твоя люстра.

– Да. Это было непросто. Ее удерживает стальная арматура. Я хотела бы приписать всю славу себе, но тут основательно поработали твои инженеры.

– По-моему, вы слишком скромничаете, мисс Харрингтон.

Элеанор пожала плечами:

– Здесь трудилась команда.

Лукас никак это не прокомментировал и пошел по лабиринту коридоров, которые вели к просторным номерам.

У Элеанор был с собой универсальный ключ, поэтому она могла открывать все двери.

Лукас удовлетворенно кивнул, заметив аквариум с тропическими рыбками в одном из номеров. Ему понравились и бедуинский шатер, и будуар в стиле Людовика XV. Однако в его глазах появился особый блеск, когда они дошли до капитанской каюты на старом пиратском корабле.