Я попытался ещё что-то сказать. Но они разговаривали как-то неадекватно, как больные люди. В словах у них не было никакой логики: говорили малопонятно, что-то на пальцах изображали. Тогда я говорю: «Вы спрашивали, хочу ли я ещё что-то сказать? Хочу. Отвезите меня на Валаамское подворье на Нарвскую. Я никуда не собираюсь убегать. Там минут пять-десять помолюсь, потом можете меня хлопнуть. Только по такому-то адресу отправьте сообщение, где моё тело. Чтобы меня потом хоть похоронили по-человечески. Одно мне удивительно! В Афгане в плену был, в окружении был. И живой вернулся. А получается, что лягу от пули своих же людей, не душманов. Когда я мог бы такое подумать?!. Но я пули не боюсь. Вот моё последнее слово».

Тут один говорит: «Ты что, в Афгане служил?». — «Да». — «Где?». — «В «полтиннике». — «А где «полтинник»?». — «В Кабуле». — «А где в Кабуле?». — «Возле аэродрома». — «А что там есть рядом?». — «Аэродром, стрельбище». — «А названия там какие?». — «Пайму-нар». — «А как расположена часть, в каком месте?». — «В самом конце аэродрома». — «Где конкретно? Что там ещё есть?». — «Тут пересыльный пункт, тут наш забор, тут артполчок, тут танкисты стоят». Бандит говорит своим: «Не врёт». Дальше спрашивает: «Кем был?». — «Снайпером». — «Снайпером?!.». — «Ну да…». — «Из чего стрелял?». — «Из эсвэдэшки». — «Из чего состоит винтовка, дальность прямого выстрела какая?». Я ему рассказываю тактико-технические данные СВД. Спрашивает: «Сколько убил?». Я назвал какую-то цифру. Одного бандита это очень развеселило. Он говорит другому: «Да он круче тебя! Ты-то всего двенадцать человек завалил!». Тут тот, кто меня расспрашивал, говорит: «Сейчас я приду». И ушёл куда-то…

Я сижу, ожидаю окончательного приговора. Но в тот момент я думал уже совсем о другом. Думал не о жизни, не о том, что мне работу какую-то надо выполнять. А подумал так: «Надо же! Насколько в жизни всё не важно! Суечусь, суечусь… А оказывается, этого ничего не надо! Мне сейчас умирать, и ничего я с собой не возьму».

Тут вернулся бандит и говорит: «Я сообщил бригадиру, что мы своих не убиваем. Он разрешил тебя отпустить. Ведь мы теперь точно знаем, что ты ничего не знаешь. Свободен!». Спрашиваю: «И что мне теперь делать?». — «Пойдём». Мы поднялись по лестнице и оказались в ресторане. Я его узнал, это самый центр города. Получается, что в подвале этого ресторана и был бункер. Бандиты заказали еды, сами немного перекусили. Потом говорят: «Можешь поесть спокойно». Встали и уехали.

Я есть не мог. Сидел, сидел… Мысли были очень далеко. Часа два, наверно, чай пил и размышлял о жизни: «Надо же так! Я опять был в шаге от смерти… Так она и ходит вокруг меня: туда-сюда, туда-сюда». Потом выключил телефон и пошёл гулять по городу. Зашёл в церковь, там часа два посидел, помолился. Потом зашёл в кафе, поел. Домой вернулся только к ночи.

И я обратил внимание на одну важную для меня вещь. Общение с бандитами в бункере длилось всего минут десять-пятнадцать. Но я почувствовал, что эти пятнадцать минут меня снова в корне изменили. Я как заново родился, я стал мыслить совсем по-другому. Я понял, что надо быть готовым в любой момент уйти из жизни. И уйти так, чтобы уходить было не стыдно, чтобы совесть была чиста.

Потом я ещё несколько раз оказывался на грани жизни и смерти. Однажды выиграл судебный процесс, и бандиты за это хотели меня застрелить. Потом не по своей вине не выиграл дело, и за это меня тоже хотели застрелить. В 1997 году при возвращении из Америки у нашего самолёта отказали все двигатели. (Мы падали в абсолютной тишине в океан, я стал читать отходные молитвы. Но перед самой водой у самолёта один двигатель завёлся.) А в 2004 году я заболел безнадёжной смертельной болезнью. Но после причащения Святых Христовых Таин на следующий день проснулся здоровым. И в конце концов я ясно осознал: в безнадёжной ситуации человек часто остаётся живым только потому, что он готов достойно умереть…

Полковнику Тимофею Павловичу Дегтярёву сейчас восемьдесят шесть лет. Удивительная у него судьба… В Великую Отечественную войну младший лейтенант Тимофей Дегтярёв воевал командиром самоходки с говорящим названием «Прощай, Родина!». Это была та самая самоходка, которая работала на авиационном бензине и при попадании снаряда горела как свечка, да ещё и со взрывом.

На войне его никто не берёг — ни замполиты, ни командиры. Но Тимофей Павлович выжил. Выжил в бесчисленных разведках боем, из которых обычно никто не возвращался. Выжил в жесточайших дуэлях с немецкими танками, когда в живых остаётся только тот, кто стреляет первым. Выжил и под страшными бомбёжками кассетными бомбами.

А причина одна — вера в Бога. Сам Тимофей Павлович с детства был человеком верующим и на войне молился Богу. Родители и родственники его были тоже людьми верующими и тоже молись за него. А его отец каждый день, пока Тимофей был на фронте, молился о его здравии с тысячей земных поклонов. И Господь услышал эти молитвы. Сын, трижды раненый, вернулся с войны живым…

Краткая биографическая справка

Полковник Тимофей Павлович Дегтярёв родился в 1924 году в селе Ефремо-Зыково Оренбургской области. После окончания семи классов в 1940 году поступил в Абдулинское педагогическое училище. В 1942 году поступил в Чкаловское танковое училище. После окончания училища был направлен на переучивание в Сызранское танковой училище.

Весной 1944 года младший лейтенант Т.П. Дегтярёв прибыл на фронт под Киев. Воевал в составе 301-го гвардейского самоходно-артиллерийского полка 8-го гвардейского танкового корпуса 2-й танковой армии. Был командиром экипажа самоходной артиллерийской установки САУ-76. В боях был трижды ранен. После третьего ранения 29 августа 1944 года отправлен в тыл на учёбу.

Служил в Вооружённых силах до 1970 года. Уволен в запас в звании подполковника.

Награждён орденом Боевого Красного Знамени и орденом Красной Звезды.

Живёт в Санкт-Петербурге.

Рассказывает инвалид Великой Отечественной войны полковник Тимофей Павлович Дегтярёв:

— Когда началась война, я с родителями жил в городе Абдулино Оренбургской области. В семье я — одиннадцатый ребёнок. После меня ещё сестра родилась. Братьев кроме меня было четверо. Несколько лет назад мы вернулись с Украины, уезжали туда во время голода тридцатых годов.

На Западной Украине никакого голода не было. А вот в Оренбургской области в 1933 году голод был страшный. Нам повезло, что мой старший брат Михаил служил пограничником на Западной Украине. Там он женился и остался жить. Мы бросили дом (его после нас сожгли и поставили на его месте качалку нефти), хозяйство и уехали к нему. Оставаться на Урале никак было нельзя, очень много людей поумирало. У нас в родне умерла моя тётя. Поела с голодухи мяса коровы, которое ей случайно досталось, на улице нашла у колодца. И то ли мясо обработано было чем-то, то ли заворот кишок у тёти случился после недоедания…

На Украине меня в школе обзывали кацапом. Идёт кто-нибудь по коридору мимо и обязательно попытается меня плечом толкнуть! Я обязательно давал сдачи. Но так получилось, что во втором классе кацапом меня называть перестали после одного случая. Прямо у школы был пруд. Лёд только встал, мальчишки побежали по нему, и один провалился, стал тонуть. Все кричат-шумят, но ничего не делают… А паренёк уже захлёбываться начал. Я руками сломал акацию (даже не знаю, как сумел, сила какая-то появилась!). Помню, колючая такая акация была! Побежал к берегу, лёг на лёд. (А плавать я тогда не умел!) Подполз, протянул мальчику край ветки. Он одной рукой лёд ломает, другой к ветке тянется. Ухватился — и я его вытащил! После этого отношение местных ребят ко мне совсем изменилось…