В сети балетных школ оказалось три: две платные и одна государственная. Радин начал с той, что поближе. По дороге он пытался дозвониться Гараю, чтобы спросить, как зовут девушку, но художник не отвечал. Возле парадного входа висела афиша «Эсмеральды», на паркинге не было ни машин, ни велосипедов. Миновав несколько запертых дверей, он увидел в холле человека, сидящего на полу. Перед ним лежал рулон ткани, похожий на дерево со слоистой корой, человек водил по нему губкой, обмакивая ее в ведро. Радин остановился возле постера: труппа вышла на поклон, рослые девицы смотрят в пол, и лиц не разглядеть.

– Платья шили из шелка эксельсиор, – сказали у него за спиной, – десять метров ширины через кольцо проходит! Бесшовная панорама!

– Вы художник-постановщик? – Он обернулся. На человеке была вязаная кофта с пуговицами, похожими на грецкие орехи, таких пуговиц Радин давно не видел и почему-то обрадовался.

– Я реквизитор, художник уехал с труппой на фестиваль, а мне еще деревья синтепоном набивать. Вы, наверное, из мэрии, пришли за приглашениями на премьеру?

– Нет, я ищу одну вашу студентку, русскую. Имени не знаю.

– А, так вы из этих? – Реквизитор поморщился. – У нас такое не в заводе.

– Нет, я не поклонник. Я частный детектив, вот моя карточка. Эта девочка – свидетель по делу, которое я расследую.

– Русских у нас нет, все свои. А здесь до понедельника никого не будет!

Во второй школе, на руа Шаншаль, он попал на занятие, где шестеро малышей приседали у станка, влюбленно глядя на преподавательницу, понял, что школа детская, выбежал, успел на автобус в Преладу, нашел нужное здание на задворках торгового центра, открыл тяжелую пружинную дверь, посмотрел расписание, бегом поднялся на второй этаж и заглянул в репетиционный зал, где танцмейстер что-то объяснял горстке девчонок, сидевших на полу.

Одна из них, в синем трико, была похожа на натурщицу, но Радин не смог разглядеть лица. Дождавшись, когда учитель замолчит, он сказал по-русски: я видел ваш портрет на улице Пепетела! Чужая речь прозвучала слишком вызывающе, учитель обернулся и гневно уставился на Радина, но тот уже захлопнул дверь и сел на скамейку в коридоре. Девушка вышла через десять минут и сразу протянула руку:

– Лиза. Вы русский? Может, из Питера?

– Радин. – Он торопливо встал со скамейки.

Танцовщица на холсте была почти прозрачной, даже хна на ее ногах казалась голубой, а эта – крепкая девица, непроницаемая, пахнет жженым сахаром и острым девичьим потом. Лиза ждала, уперев левую руку в бок и подняв к нему спокойное лицо, учитель вышел из зала, окинул их внимательным взглядом и снова зашел. Радин наконец решился:

– Я русский, да. Давайте выйдем отсюда, нам надо поговорить.

Малу

после школы я полгода жила с парнем из мендоги, познакомились мы после праздника сжигания лент, я тогда работала на детской карусели

в ту ночь целая толпа в наш парк завалилась, с ослиными ушами и в черных плащах, все были такие пьяные, что я сошла за свою, на Queima das Fitas они много пьют, традиция такая, я включила рубильник и покатала их на красных лошадках

потом я проснулась у него в комнатушке, с потолка там свисала мушиная лента, и меня передернуло, такого даже у нас в деревне не вешают, а он мне сказал – вот и оставайся, приведешь все в порядок

из парка меня уволили, ну я и осталась, мы до конца осени прожили, он биологию закончил, рассказывал мне, что шмели бывают луговые, земляные и даже каменные, потом он получил работу на побережье и уехал, а я пошла на улицу, к тетушке, но там недолго продержалась

у меня характер деревенский, я поганых слов не люблю, пирсинг не люблю и волосы выпрямлять не люблю, а они там все выпрямляют, чуть ли не утюгами, и жить надо вповалку, все пропахло искусственным загаром и китайской едой, но к матери возвращаться было нельзя – она всем соседям рассказала, что я буду судьей и что скоро приеду с женихом

вот тогда меня падрон и подобрал: я как слезла с барной табуретки, так и пошла за ним, как овца на веревке, хотя никакой веревки не было, он просто сказал – возьму тебя на неделю, до жирного вторника, у меня приемов будет много, скажу, что по объявлению нашел, а спросят документы, говори, что все у меня

в первый же вечер прием был на десять человек, наутро мне сказали, что могу остаться, а вечером колокольчик на кухне зазвенел, и меня к падрону отправили, я подумала, что время пришло для проверки – поднялась на галерею, надо же, думаю, как здесь скипидаром пахнет, как от моей бабки в дождливую погоду

мне раздеваться, говорю, сеньор, или так, по-быстрому? а он мне руку показывает: порезался, мастихин чистил, принеси йоду, а лучше виски, чтоб два раза не ходить! даже виду не подал, что слышал мой вопрос

пятно от крови и сейчас на полу заметно, кто не знает, подумает, что краска, он тогда виски на руку плеснул, остальное выпил и принялся мне про бронзовое небо рассказывать, мол, у грека одного в стихах небо называется бронзовым, ну, думаю, безумный, как пить дать, у самого кровь с пальцев капает, а он про стихи!

недели две прошло, пока я поверила, что он меня просто так взял, из жалости, потом мне униформу пошили с фартуком, потом повара уволили, а потом прошло четырнадцать лет

Радин. Суббота

В начале века, писал аспирант, краску, которая называется «индийская желтая», получали из мочи коров, которых кормили манговыми листьями. Коровы от этого быстро умирали, краску перестали производить, и теперь ее не будет уже никогда. Либо краска, либо коровы. Алехандро Понти всегда выбирал краску. За это его многие не любили, особенно те, кто зарабатывает на жизнь, защищая коров.

Радину послышался шум на кухне, какое-то постукивание, он хотел было встать с дивана, но поленился. Голуби, наверное. Почему аспирант не пишет о самоубийстве мэтра? Он должен был упомянуть об этом, иначе книга выглядит недостоверной. Впрочем, моя нынешняя реальность тоже выглядит недостоверной. В этой истории только два человека делают дело, остальные живут на их стеблях и питаются их листьями. Прямо как в литовской легенде про дев судьбы. Там только три девицы прядут и ткут, остальные управляют делами, ворчат и призывают к порядку.

«Хороший ветер, чтобы ходить под парусом, но в здешнем клубе бешеные взносы, обойдемся. На балконном потолке шершни, купить средство. На похороны мужа Д. пришла в туфлях с квадратными каблуками, они оставляли в сырой земле аккуратные следы, и казалось, что, расхаживая вокруг свежей могилы, она размечает какие-то, ей одной ведомые границы. Ни у кого не видел таких безукоризненных рук».

Радин закрыл компьютер, положил его на живот и стал думать о руках русской танцовщицы. Руки были крепкие, без колец, внутренняя сторона запястья казалась перламутровой, как створка раковины. Завтра они проведут вместе целый вечер, сегодня она согласилась только на стаканчик вина, и он повел ее в кафе «Коала», других заведений в квартале не было.