Некромант закусил губы, и по всему было видно, что мой огонь доставляет ему неприятные ощущения или воспоминания. Я живо вспомнила, как сгорали и рассыпались пылью мертвецы, едва к ним прикасалось белое пламя.

– Нет, не то, – он накрыл мою руку своей, и пламя погасло, как гаснет накрытая перевёрнутым стаканом лучина. – Смотри.

Он прочитал заклинание, больше напоминающее змеиное шипение, и по его пальцам взвился настоящий рыжий огонь, от которого повеяло жаром. Я инстинктивно отшатнулась, успев заметить, как искры мелькают в тёмных глазах эльфа.

– Подожди, – он сделал останавливающий жест, стряхнул с рук язычки пламени и принялся что-то искать на заваленном бумагами столике, комментируя каждый неподходящий листок, рецепт или рисунок.

Наконец он разыскал нужное – тонкую книжицу в шершавой кожаной обложке, потрескавшейся от времени – и сунул мне в руки. Я приоткрыла пожелтевшие страницы и на первом же развороте увидела схематичные изображения заклинаний. Что-то подобное я видела в Вестене у девочек-академичек, когда они стайкой располагались на газоне у церковного двора и принимались обсуждать учёбу.

– Здесь не слишком уютно, да, но это ненадолго, – сказал Гаэлас, когда мы по короткой галерее переходили из рабочей лаборатории учёного в жилые помещения.

Я поняла по жестам эльфа, что беспорядок приводит его в отчаяние и мешает сосредоточиться на работе. Пока я осматривалась, он увлекал меня всё дальше, и я старалась запомнить все повороты и лестницы, что встретились на нашем пути. Тёмные ступени, что терялись во мраке, вели в подземелья, о которых упоминал Лейс. Винтовая лестница скорее всего имела выход на одну из смотровых башен. В узких, похожих на бойницы окнах мелькали камень и снег улицы. Небольшая комната в конце пустого и гулкого коридора показалась мне на удивление уютной на фоне всего остального. Только здесь между окнами мерцал углями растопленный слугами камин, а кирпичные стены были завешены искусно вытканными гобеленами.

– Здесь, – так я поняла смысл его слова и огляделась. Некромант снял дорожную мантию, небрежно бросил её на кресло и предложил мне сделать то же самое с моей курткой. Я повиновалась, у меня странным образом промелькнула мысль: не придётся ли снимать ещё что-нибудь, а то и вовсе… Но всё это были проделки моего воображения. Гаэлас смотрел на меня с тем интересом, с каким натуралисты рассматривают невиданного жука. И думаю, если бы он велел мне раздеться, его бы больше волновало распределение энергетических потоков внутри моего тела, а вовсе не девичьи прелести.

Служанка – маленькая и юркая лесная эльфийка с глазами, похожими на горящие слитки янтаря, расставила на серебряном подносе кубки для вина, тарелки и с поклоном удалилась. Эльф критически оглядел покрытые разбросанными вещами поверхности и предложил мне сесть на ковре у камина. Я заметила под окном среди мешков и перетянутых верёвками книг набитый соломой тюфяк и уточнила:

– Это для рабыни? Для… опытного образца? Для таких, как я?

Гаэлас подал мне бокал с вином и рассмеялся – впервые с момента нашего знакомства.

– Нет, – он тряхнул головой. – Там спит Лейс.

– Ах, Лейс… всё понятно.

У меня так и не хватило решимости спросить, где предстоит ночевать мне. Было ясно только одно – никаких цепей и клеток в замке меня не ожидало, вопреки заверениям Лейса. Я немного пришла в себя после телепортации и расслабилась от выпитого вина, а потому теперь силилась угадать свою судьбу, вглядываясь в задумчивое лицо некроманта. Он указал на меня и, как мог, пояснил, что хочет получше изучить природу моего дара. Что скрывалось за этими словами, мне было неизвестно. Впервые за мою короткую жизнь я теперь не знала, чего ждать от каждого следующего дня.

Два дня после нашего прибытия в замок тянулись как целые две недели. Поутру снаружи начинал валить крупный пушистый снег. В обед мы выходили на полукруглый балкон одной из сторожевых башен и любовались запорошенным снегом Пределом. Я вспоминала свою единственную вылазку на стену Ольдена и всё время думала о том, что по ту сторону Ничейного леса где-то за много миль отсюда стоит и смотрит на границу Солнечный страж по имени Эдвин. Помнит ли он меня, думает ли обо мне? Осталась ли где-нибудь в глубине его сердца та крохотная искра, что промелькнула между нами и которой не суждено было разгореться?..

Некромант Гаэлас являл собой полную противоположность – мне казалось, что его тёмная загадочная душа похожа на лабиринт, в котором с лёгкостью потеряется любой случайно упавший луч света. Иногда он принимался расспрашивать меня о моей жизни, не понимая ни единого слова. Усаживался напротив и просил, чтобы я говорила, а сам подпирал рукой голову и слушал, слушал, не спуская взгляда с моего лица. Иногда задавал вопросы, которых в свою очередь не понимала я, но всё равно отвечала – по наитию, по выражению его лица примерно улавливая смысл. Он кивал, хмурился, иногда улыбался, и я удивлялась: неужели такому взрослому и могущественному волшебнику интересны мои маленькие девичьи дела. Ведь ему было почти сто лет! Добрые боги, нас разделяла не только на время притихшая война народов севера, не только расовая принадлежность, но и почти целый век существования. Как-то раз я пошутила, что никогда ещё не общалась с таким почтенным старцем, который выглядел бы как молодой мужчина. Гаэлас уловил не слова, но тон и в свою очередь ответил, что ещё никогда ему не было так интересно с женщиной из народа людей, к тому же, «родившейся чуть ли не вчера».

Я узнала, что после уничтожения Инквизицией Гильдии призывателей теней осталось всего несколько живых магов, которые скрываются в разных частях Предела. Древний особняк, где располагалась библиотека и несколько практических комнат для тренировок, был разрушен до основания. Архивы и собранные со всего света предметы, помогающие теневым магам в призыве существ из междумирья, были обезврежены очищающими заклинаниями, а затем брошены в костёр. Как и все маги, которым в момент нападения «посчастливилось» находиться в особняке или поблизости. Это был триумф Вольдемара Гвинты – ликвидация корня зла – и именно за это мероприятие Высший совет пожаловал инквизитору звание генерала. А ведь всего несколько десятков лет назад призыв и подчинение теневых сущностей были обычными дисциплинами в магических академиях. Как и теоретическая некромантия, на уроках которой студенты узнавали о практиках общения с духами и возможностях посмертного существования тел.

Гаэлас позволил мне брать и изучать какие угодно предметы и книги из библиотеки – точнее, той небольшой её части, которую удалось спасти незадолго до погрома, но у меня почти не оставалось на это времени. Большую половину дня мы тратили на занятия магией – разбирались с необычным устройством моего дара. Как объяснил мне некромант, схватив чистый лист и схематически изобразив на нём фигуру человеческой женщины, я должна была владеть магией стихий и целительством в равной мере. То, что я не могла произвести ни единой искры или кристаллика льда, Гаэлас объяснял странным влиянием белого огня – всё, что могло навредить живым организмам, моя целительская магия блокировала, как угрозу. Проще говоря, страх причинить кому-либо боль не давал моему потенциалу раскрыться в полной мере, но главной причиной было, разумеется, отсутствие какого бы то ни было обучения.