собой исключение из «деревенской эндогамии», при которой жители одной деревни вступают в браки между собой, чтобы сохранить наделы и чистоту крови. Эндогамия несет в себе опасность инцестов и врожденных аномалий. Экзогамия, или браки между разными кланами, освежает генетический фонд. Если пришельцы оказывались кочевниками, как предполагает Марко, пополнение генофонда происходило без нарушения установленного порядка. Одинокие путники вроде него оставляли свое семя и уходили дальше.

Впрочем, сюда доносились отзвуки событий из мира, далекого от затерянных поселений, которые встречались на пути Марко. Кровожадные монголы, темные слухи о которых доходили до Марко, дотягивались и до этих горных областей. Марко передает рассказы об отношении прежнего властителя этих мест, Мункэ-хана, к обычаю экзогамии, которая в этой части света проявлялась в том, что хозяева приглашали чужеземцев на ложе своих жен.

Как напоминает читателям Марко, Мункэ-хан, внук Чингисхана, пришел к власти в 1250 году, за двадцать с небольшим лет до того, как Поло вступили во владения монголов. За время своего короткого царствования Мункэ попытался создать надежную почтовую службу, необходимую для управления столь обширной империей. Он сократил военные кампании, некогда опустошавшие тысячемильные пространства степи и горных областей. И он с уважением относился к местным обычаям. В развивающемся монгольском социуме женщины обладали большей независимостью, чем в западном и исламском мире. Они служили в войске, оставаясь в укрытии во время сражения, но вступая в него при необходимости. Под властью Мункэ каждый мог выбирать религию по своему усмотрению, при нем процветали все разновидности буддизма, ислама и христианства.

Однако терпимость хана не распространялась на женщин Камула. Похотливое поведение женщин вызвало у него не скептическую усмешку, как у Марко, а оскорбило его нравственное чувство. Едва узнав о существовании такого обычая, Мункэ запретил его «под страхом сурового наказания». Путешественникам, подобным Поло, предписывалось останавливаться в «общих гостиницах», а не в частных домах, чтобы не позволить им «позорить» женщин.

Мункэ настаивал на своем три года, несмотря на постоянное сопротивление жителей Камула. Оно еще усилилось, когда их подкосили неурожаи и болезни, –  люди посчитали это знамением, требующим от них возвращения к прежнему варианту эндогамии для восстановления здоровья и благосостояния. «Они послали своих гонцов, –  сообщает Марко, –  которые принесли Мункэ богатые дары и молили не причинять им зла, которое ведет к великим опасностям и потерям».

Мункэ «радостно» принял посланцев Камула, внимательно выслушал их мольбы и даже выказал сочувствие к их бедам. Затем хан сказал: «Что до меня, я исполнил свой долг, но если вы так желаете себе стыда и презрения, получайте его. Ступайте и живите по своему обычаю, раздавайте своих жен, как милостыню, прохожим». После этого, по словам Марко, «он отозвал свой приказ».

Посланцы вернулись в Камул «к великой радости всего народа, и с того времени по сию пору они всегда держались и держатся того обычая».

Марко не жалеет усилий, описывая Мункэ-хана как мудрого и великодушного правителя, однако в исторических хрониках этот хан выступает как вспыльчивый и грубый солдафон.

В одном случае Мункэ решил наказать семьдесят военачальников, которых подозревал в заговоре против него. Их казнили традиционным для монголов способом: набив им рты камнями. В 1252 году он вершил суд над другой группой непокорных. Особенно прогневила его одна правительница, Огул Гаймыш, отказавшаяся присягнуть ему на верность. Он приказал зашить ей руки и ноги в кожаный мешок. Затем велел раздеть ее донага для перекрестного допроса, несмотря на ее возмущение. По ее словам, ни один мужчина, кроме царя, не видел ее в таком состоянии.

Хан объявил Огул Гаймыш и ее мать виновными в попытке убить его посредством колдовства. Едва закончив суд, он приказал закатать обеих женщин в ковер и утопить их. Кроме того, он приказал предать смерти двух главных советников Огул Гаймыш.

Шестнадцатидневный переход от Камула через «малую пустыню» познакомил Поло с таким чудом природы, как асбест, который, подобно многим другим чудесам Китая, был почти неизвестен на Западе. Ныне известно, что пыль из асбестовых волокон вызывает серьезные респираторные заболевания, вплоть до рака, но во времена Марко ткани из асбеста ценились на вес золота и почитались достойными стать погребальными саванами восточных царей. Согласно поверьям своей эпохи, Марко называл это вещество «саламандр», по названию маленького, похожего на ящерицу животного, считавшегося неуязвимым для огня. Марко мгновенно оценил возможности военного применения огнеупорного материала.

«В этих горах находят хорошие жилы, из которых изготавливают саламандр, который не сгорает, будучи брошен в огонь», –  сообщает он. Саламандра, объясняет он, не зверь и не змея, и «неправда, что эти ткани делают из шерсти животного, живущего в огне, как рассказывают в нашей стране».

Марко пытается развеять стойкое европейское поверье о фантастическом происхождении тканей из саламандра, рассказывая, что познакомился с турецким купцом Гульфикаром, «сколько я могу судить, очень знающим и достойным доверия», который три года наблюдал за производством саламандра, или асбеста, добываемого в этих горах для самого хана. Демонстрируя, как далек асбест от шерсти сказочного существа, Марко приводит подробное описание его производства. «Когда кто-то открывает в горах одну из этих жил, –  пишет он, –  их свивают и делают нить, как шерстяную пряжу. А для того жилу высушивают на солнце и, когда высохнет, толкут в большой медной ступе», заливают водой, и «только волокна, подобные шерсти, о которых я говорил, остаются на поверхности, а налипшая земля, которая не нужна, опускается вниз». Из полученных волокон, похожих на шерсть, ткали материи и полотенца. «Когда полотенца эти сняты с ткацкого стана, скажу вам, они вовсе не белые, а коричневые. Когда же хотят сделать их белыми, то кладут в огонь и оставляют на час, и полотенце становится белым как снег».

Ожидая встретить недоверие, он настаивает: «Я видел, как его кладут в огонь и вынимают очень белым». Живущие в огне ящерицы здесь ни при чем, и расхожие истории о них не более чем «ложь и сказки». Этим заявлением Марко доказывает, что с такой же готовностью разрушает старые мифы, как порождает новые.

В Канпичионе (современный Чжанъе в провинции Ганьсу, КНР), городе на Шелковом пути, Поло вновь остановились на отдых. Обычно многословный Марко отпускает по этому поводу лишь одно загадочное замечание: «Мастер Никколо, и мастер Маттео, и мастер Марко на год задержались в этом городе по делам, о которых упоминать не стоит».

К тому времени, когда они снова оседлали своих верблюдов и ослов, был уже 1274 год по христианскому календарю. Марко исполнилось двадцать. Поло уже три года двигались по Шелковому пути, а до цели, двора