— Похоже, мы обе довольно неплохо соображаем. Может, пропустим прелюдию? Я замерзла.

— А вы выпейте еще. — И тут Елена произнесла нечто такое, от чего у меня совсем перехватило дыхание. — У моего мужа есть рисунок Караваджо.

Да, до прима-балерины она, может, и недотянула, а вот драматическая актриса из нее бы вышла прекрасная.

— Это невозможно! Всем известно, что Караваджо не рисовал! Он этим знаменит!

— И тем не менее…

— Это наверняка подделка, иначе и быть не может! Что бы он вам ни наговорил…

— Он мне вообще ничего не говорил. Просто купил эту картину вместе с Баленски. Вот ее-то я и хочу получить.

— Ваш муж показал мне работу Караваджо, но это копия. Потрясающе выполненная, но все-таки копия, и вашему мужу это прекрасно известно.

— Я не о той картине. Это рисунок, сделанный Караваджо в Венеции.

— Елена, Караваджо не рисовал и, более того, ни разу не был в Венеции. Не знаю, что вам удалось разузнать, но даже не пытайтесь впутать меня в это. Не выйдет. Мне очень жаль, что вы оказались в такой сложной ситуации, если все, что вы рассказали мне, действительно правда, но, думаю, на этом нам лучше закончить разговор, — сказала я, встала и пошла в сторону пристани.

— Стойте! Простите меня! Пожалуйста, не уходите! — В тусклом сумеречном свете Елена, в неподобающем случаю платье, держась рукой за горло, напоминала надгробную статую, и все же что-то в ее голосе заставило меня остановиться и обернуться. — Я не пытаюсь вам угрожать! Мне плевать, кто вы такая и что сделали! Я знаю, как мой муж нашел вас. Каким-то образом это связано с тем мужчиной в Париже! — сбивчиво бормотала Елена, и я вдруг поняла, что она начала прикладываться к бутылке с водкой гораздо раньше, чем мне казалось.

Спасибо маме — я в этих делах разбираюсь неплохо. Елена разрыдалась, размазывая слезы по щекам, отчего в бронзаторе оставались светлые дорожки.

— Так, Елена, пойдемте отсюда! Начинает холодать. Поедемте ко мне, я напою вас кофе.

Везти ее к себе домой мне совершенно не хотелось, но в таком состоянии показываться с ней на людях — еще меньше. Я крепко обняла ее за плечи и вдруг заговорила с ней уверенным, но мягким голосом, как в детстве, когда пыталась уложить напившуюся мать в постель:

— Ну же, давайте потихоньку возвращаться.

Значит, Елена все знает. Ермолов тоже. Если я ничего с этим не сделаю, Элизабет Тирлинк конец! Ермолов унизил меня, использовал, и от одной мысли об этом во мне зажегся крошечный, давно забытый огонек. Поскольку легко избавиться от Елены мне не удастся, надо ее использовать, иначе Ермолов разрушит мою жизнь, и Елена прекрасно это понимает.

Пока мы пересекали лагуну, Елену вырвало, после чего в голове у нее, кажется, немного прояснилось. Я попросила лодочника подвезти нас поближе к пьяцце и объяснила телохранителю, что помогу госпоже Ермоловой переодеться в чистое, поскольку ей стало нехорошо. Он с непроницаемым лицом встал у входа в мою квартиру. Интересно, бывал ли он у меня в гостях раньше? Открывая дверь, я с подозрением втянула носом воздух, но не ощутила посторонних запахов, если не считать аромата свечей от «Трюдона». Я спросила Елену, не голодна ли она, но русская лишь нетерпеливо покачала головой, поэтому я сварила нам кофе, добавив в ее чашку сахара. Потом достала домашние брюки, носки и джемпер, велела ей переодеться, и мы уселись рядом на диване. Умывшись и переодевшись в простую одежду, Елена стала казаться намного моложе, и я снова подумала о том, что в молодости она наверняка была настоящей красавицей.

— Они были здесь, — начала я. — Люди вашего мужа. Передвигали мои вещи, — туманно добавила я, не собираясь говорить ей, какие именно вещи или что, по моему мнению, хотел мне сообщить ее муж.

— Я так и думала. Вот так они и работают, поначалу. В смысле — он и Баленски.

— И вы хотите сказать, что они вместе приобрели рисунок якобы работы Караваджо. Они друзья?

— Дружили, работали вместе, но это все в прошлом. Когда-то они заработали много денег на недвижимости в Москве, — ответила Елена.

Я вспомнила Машин рассказ о том, как Ермолов разбирался с неудобными жильцами. Раз он еще и с Баленски связан, то ничего удивительного, что его считают негодяем.

— Продолжайте, Елена.

— Но друзьями после той истории они не стали, — усмехнулась она, босой ногой пододвинула к себе стоявшую на полу сумочку и достала оттуда вторую газетную вырезку.

— Помните мужчину, который погиб в номере отеля? Он работал на моего мужа. И на Баленски.

— Я знала его под именем Монкада, — кивнула я, понимая, что дальше притворяться бессмысленно, особенно если учесть, что его я не убивала.

— Вы ведь были там в ночь убийства?

— Да, — поколебавшись, кивнула я. — Я собиралась продать ему картину и привезла ее в отель на площади Одеон. Ушла до того, как его убили.

— Моему мужу это известно. Его люди следили за отелем. Там была еще одна картина. Монкада должен был передать ее от лица моего мужа и Баленски, но тут Монкаду убили. Муж попытался найти картину, но она пропала. Он решил, что Баленски переиграл его, подослав вас.

— Постойте! Ваш муж думает, что я украла его Караваджо?! Поэтому он преследует меня?!

— Думаю, да. Считает, что вы надули и его, и Баленски.

— Бред какой-то! Я тут ни при чем, честное слово!

— Послушайте, вот все, что я о вас знаю: некую женщину по имени Джудит Рэшли допрашивала итальянская полиция в связи с убийством арт-дилера Кэмерона Фицпатрика. Затем эта женщина открывает в Париже галерею и регистрирует ее под названием «Джентилески». Затем ту же женщину замечают уходящей из отеля, где было совершено еще одно убийство, и у нее с собой картина. Затем — раз! — и галерея под названием «Джентилески» вдруг открывается в Венеции, но зарегистрирована она на имя Элизабет Тирлинк. А картина исчезла.

— Елена, откуда вам все это известно? Это как-то подозрительно. Вы же сказали, что расстались с мужем, так?

— Да, мы больше не вместе, но официально я состою с ним в браке, пока он готовит все для развода. На данный момент мне разрешено, — презрительно фыркнула она, — жить в принадлежащих нам домам. Но мы никогда не пересекаемся. В тот вечер, во Франции, я приехала без предупреждения. Хотела поговорить с ним.

— А как вам удалось разузнать подробности этой истории?

— Из меня бы вышла неплохая шпионка, я же русская, забыли? Как только я узнала, что Павел хочет со мной развестись, то сразу стала собирать информацию, — горько усмехнувшись, объяснила она.

Конечно, рассказанная Еленой история меня поразила, но вместе с тем и вызвала некоторое облегчение. Если Ермолов пытается меня запугать, чтобы я вернула ему картину, которой у меня нет, то я быстро смогу устранить это непонимание. В отель на площади Одеон я принесла небольшую работу Герхарда Рихтера, купленную совершенно законным образом компанией «Джентилески» на аукционе. К сожалению, я лично не присутствовала на продаже, поскольку аукцион был закрытый, иначе я смогла бы показать ему, как делаю ставку, а вот провенанс картины имеется в наличии, наверняка! Картину я подарила Дейву — другу, с которым познакомилась еще во время работы в «Британских картинах» и который после армии работал там носильщиком. Благодаря некоторым связям, которые оказались очень полезны нам обоим, он продал Рихтера, и на эти деньги они с женой переехали в чудесную деревушку недалеко от Бата, где Дейв переквалифицировался в преподавателя истории искусства. Я вкратце обрисовала ситуацию Елене. Та нервно разглаживала газетные вырезки, как будто это ее талисман, а потом сказала: