— Допустим, Джудит, я вам верю. Но мне нужен Караваджо! У вас есть секреты — что ж, пожалуйста, мне на них наплевать! Моему мужу, как я догадываюсь, тоже, если убедить его в том, что картину украли не вы! Я предлагаю вам найти для него эту картину, а когда вы ее найдете, сообщить мне о ее местонахождении, вот и все!

— Елена, что вы задумали? Поиграть в «Одиннадцать друзей Оушена»? Мне-то это зачем?

— Если вы не согласитесь, я расскажу ему, что побывала здесь, — ответила она, кивнув на окно, и я сразу же вспомнила о стоящем внизу телохранителе. — Какое совпадение! Мы же обе подруги нашей дорогой Карлотты! А потом расскажу, что видела картину у вас, и тогда он сначала убьет вас, а потом уже станет разбираться, где картина. Или я могу обратиться в итальянскую полицию, предложить им открыть некий контейнер, а затем поинтересоваться вашими поддельными документами. А еще я думаю, что вы согласитесь, потому что вам это нравится.

Она одновременно и угрожала мне, и предлагала сыграть в своего рода игру. В каком-то смысле мне даже нравилась идея помочь ей насолить Ермолову. Я сделаю это не ради нее, а ради себя. Надо просто подыграть ей. Мне нужно время, чтобы все хорошенько обдумать.

— Ладно, Елена, ваша взяла. Шах и мат! Не понимаю, почему он хочет с вами развестись, ведь вы великолепны!

— Да, — печально отозвалась она, — когда-то это было так…

Мы с Еленой договорились встретиться на следующий день в кафе на крыше Музея Пегги Гуггенхайм и пообедать. Бóльшую часть ночи я провела в обнимку с ноутбуком. То и дело вздрагивала, услышав скрип паркета или шуршание неизбежно проживающих за штукатуркой венецианских крыс, но, поскольку теперь я понимала, кто за всем этим стоит, «привидений» Ермолова я уже не боялась. Беспокоило другое: кто же смог опознать меня в Париже?

Оказывается, что, когда в тот вечер я встретилась с Монкадой на площади Одеон, он уже работал на Ермолова с Баленски и вскоре должен был передать им предполагаемого Караваджо. Про темные делишки Баленски я и так знала, поэтому ничуть не удивилась, получив подтверждение тому, что и Ермолов не отличался безупречной репутацией. Монкада — итальянский мафиози, занимается сомнительными картинами, а «рисунок» Караваджо казался мне крайне сомнительной историей. Монкада вполне мог поставить олигархов в известность о том, что договорился встретиться со мной в отеле. Только одна неувязка: Елена сказала, что кто-то видел меня выходящей из отеля с картиной. Это точно не Монкада, потому что итальянец в этот момент лежал на полу в номере на четвертом этаже и Рено как раз душил его. Значит, мне нужно выяснить, кто этот неизвестный, и действовать придется через Елену. Позвонить Ермолову и сказать, что в глаза не видела его Караваджо, — идея идиотская. Во-первых, с какой радости ему верить мне, во-вторых, если я не раскрою его источник, то никогда не освобожусь от последствий этого глупого сообщения.

С планом Елены была только одна неувязка: даже мысль о том, что эта картина действительно может существовать, просто абсурдна. Все эксперты, с которыми я консультировалась по поводу Караваджо, в один голос заявляли, что великий художник никогда не брал в руки карандаш, ну в крайнем случае делал отметки на полотнах, чтобы правильно расположить модели, однако насчет того, бывал ли он в Венеции, единодушия действительно не наблюдалось. В онлайн-архиве Лондонской библиотеки я нашла статью одного венецианского профессора, который разбивал эту версию в пух и прах, поэтому я скопировала ее на телефон, чтобы показать Елене. Надо избавиться от нее, потом связаться с Ермоловым, объяснить, что вышло недоразумение, а затем заняться поисками неизвестного, опознавшего меня в Париже. Всерьез замышлять отомстить олигархам я, конечно, не стала бы — не моего полета птицы, — но по дороге в Музей Гуггенхайм я все же позволила себе немного пофантазировать о том, что бы я с ними сделала.

Когда я поднялась в кафе на крыше музея, Елена уже ждала меня при полной боевой раскраске. Она успела выпить полбутылки «Пино гриджио», но я налила себе стакан воды, надеясь, что она последует моему вдохновляющему примеру.

— А где ваш друг? Снова шастает по моей квартире?

— Юрий? Он попросил отпустить его по делам, так что я отмечаю неожиданно свалившуюся свободу! — с вызовом произнесла она, подливая себе вина.

Я забрала у нее бутылку, вылила все содержимое в ведерко со льдом, потом опрокинула туда бокал.

— Выпейте воды, Елена! В пьяном виде от вас толку мало, и хватит упиваться жалостью к себе!

Она было запротестовала, но тут к нам подошла официантка. Я заказала брускетту с мятой и фенхелем и порцию равиоли. Что касается углеводов, я обычно предпочитаю рискнуть фигурой. Елена попросила салат-микс без заправки.

— Елена, я обдумала то, что вы мне сказали, — начала я, когда официантка поставила перед моей собеседницей ее унылый обед. — Не думаю, что смогу помочь вам. Для начала нам обеим прекрасно известно, что, несмотря на всю эту парижскую историю, рисунка у меня нет. Знаю, вы мне верите. Значит, он у Баленски. Но на самом деле совершенно не важно, украл ли Баленски этот рисунок у вашего мужа или нет, — он в любом случае ничего не стоит. Даже если я и смогу найти его, то все равно окажется, что это подделка. Я полночи просидела в Интернете и нигде не нашла ни намека, что этот рисунок существует. Я даже связалась с экспертами по Караваджо. Предположим, вы сможете заполучить рисунок в надежде использовать его как рычаг давления, в бракоразводном процессе он вам никак не поможет!

Елена застыла с листом салата в зубах, свисавшим из уголка рта, и, по-волчьи оскалившись, прошипела:

— А почему бы вам просто не убить меня?

К тому моменту я прокрутила в голове уже около шести методов, как это сделать, но ни один из них не оставлял мне шансов уйти безнаказанной. Хотя Ермолов вполне мог бы мне за это заплатить. Может быть, лица сыновей Елены в канотье смягчили мою огрубевшую на старости лет душу.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — спокойно ответила я, глядя, как Елена дожевывает салат.

— Как у вас там принято говорить? — с усмешкой произнесла она, специально утрируя свой русский акцент. — Я слишком много знаю! — выкрикнула она и расхохоталась, уткнувшись лицом в тарелку.

Происходившее начинало меня утомлять, но зато равиоли с начинкой из тыквы и амаретти действительно удались повару на славу, поэтому я решила попробовать еще раз:

— Пожалуйста, включите голову! У вашего мужа и так есть невероятно дорогие картины, например Боттичелли. Чем она вас не устраивает? Почему бы вам не предложить государству эту картину?

— Он ничего мне не отдаст, — ответила Елена, сделав глоток воды и наконец справившись с истерикой. — Я уверена, этот рисунок существует и он подлинный! И я уверена в том, что вы поможете мне. Вот, смотрите!

Я было испугалась, что она вручит мне еще одну газетную вырезку, но на этот раз Елена, слава богу, просто повернула ко мне свой телефон. На экране я увидела фотографию, точнее, фотографию фотографии.