не на карачках Ерут отполз прочь, не забыв, однако, нашарить меч, который до того уронил. Становилось совершенно ясно, что выстоять против дюжин змеев не удастся. Скурата и Олан всё больше уставали, всё чаще падали в снег и вставали всё с большим трудом. Порождения ночи и мороза, а может, и самой Морены, не давали им передыху. Меч Млады становится тяжелее, немели запястья и наливались свинцом ноги. Кожу кололо от ледяной пыли, которая постоянно летела в лицо. Глаза слезились, и всё вокруг размывалось в неразборчивое месиво.

— Сюда! Все! Скорее, — донёсся со спины оклик добравшегося до костра Ерута. — Они боятся огня!

И правда, можно было догадаться, что ледяные твари живого горячего пламени будут стеречься. Но то ли спросонья, то ли с испугу, никто об этом и не подумал. Все бросились в бестолковую схватку, крушить существ, которых никто раньше и в глаза не видел, и которым сталь их мечей была безразлична. Рассыпавшись, они снова возрождались — снега для этого кругом предостаточно.

Более не раздумывая, кмети развернулись и бодрой — откуда только силы взялись — рысцой побежали к костру. А смекалистый Ерут уже раскладывал вокруг него другие, поменьше, благо веток вечером всем скопом они набрали много. Ширилось пятно света и тепла. Злобно и разочарованно шипя, змеи кружили рядом, но ближе к огню не подбирались.

Млада единым махом перепрыгнула через бревно у костра и без сил упала на колени. Улепётывала она так же проворно, как и остальные. К чему пустая смелость и упорство — своя жизнь, какой бы она ни была — дороже. Тварь, что преследовала её, надтреснуто рыкнула и остановилась, всё же достав по шее стылым дыханием. Мороз продрал до самого нутра, прокатился осыпью с головы до ног. Млада хватанула ртом воздух, согретый огнём, и смахнула с волос иней.

— Цела? — тронул её за плечо запыхавшийся и взмокший Скурата.

Она только покивала. Подоспел следом и Олан. Весь отряд, к счастью, почти невредимый, тяжело дыша, развалился на снегу в круге света. А во мраке ночи кишели змеи, шелестели, будто переговаривались, решая, что делать дальше.

— Слава Огнеде, не пропадём, — вздохнул Ерут, всё ещё баюкая обмороженную руку. Та лучше выглядеть не стала, кметь и пальцами не мог лишний раз пошевелить.

Млада пошарила в мешке, достала оттуда чистые тряпицы и обмотала ими его кисть.

— За пазуху засунь — так теплее будет. А я ещё отвара приготовлю, согреешься изнутри — полегчает.

Кметь благодарно кивнул и, распахнув на груди кожух, осторожно просунул руку под него.

— Мне вот страсть, как интересно, что мы делать будем, когда у нас растопка закончится, — усаживаясь на бревно, высказался Олан. — До утра, положим, дотянем. А дальше? Если они и потом не уйдут?

— Вот доживем до утра, а там посмотрим, — пожал плечами Скурата, но будто на всякий случай начал собирать по снегу рассыпанный тут и там хворост.

— Подумать надо загодя, — возразила Млада. — Возьмем факелы да и пойдём в сторону лагеря. Может, такого огня хватит, чтобы от них отмахиваться.

— Идти-то далече. Особенно без лошадей, — глянул вдаль Ерут.

— Можешь остаться здесь, если эти твари тебе милей. Мало они тебя приласкали?

Кметь скривился, покосившись на свою руку.

Больше разговаривать ни у кого охоты не появилось. Так они и просидели до самого утра, озираясь и прислушиваясь. Время от времени кто-нибудь подкидывал в огонь новые ветки, а если их не хватило бы, на дрова пустили бы и то бревно, на котором все устроились. Волот так и не вернулся, но о том, чтобы его искать, больше никто и не заикался. Кумекать долго не надо, чтобы понять, что на этот раз он сгинул насовсем.

Морозные змеи близко не совались, но и не пропадали, изводили шуршанием и тихим полязгиванием ледяных туловищ. И, чудное дело, как только солнце начало подниматься над окоёмом, они будто бы сами по себе истаяли, растворились в потеплевшем воздухе.

Кмети облегченно вздохнули и начали собираться: сняли с сёдел погибших лошадей самые необходимые вещи, которые можно было бы унести на себе, нагрузили заплечные мешки и двинулись в путь. Все помнили, с какой стороны пришли: коль не отклоняться и не забывать посматривать на солнце, то до лагеря войска можно было и к вечеру добраться. Метели ночью не случилось, а поэтому старые следы конских копыт хорошо виднелись в глубоком снегу.

Млада шла впереди, уже привычно вперив взгляд в тропу под ногами. Так и забудешь, как голову поднимать. Но почему-то казалось, что если она упустит из виду вереницу следов хоть на миг, то снова всё запутается. Может, ещё больше, чем раньше.

Так они шли до полудня и после, то забирая в гору, то спускаясь в низины. Млада сразу заметила, что широкая проторенная тропа, которую якобы оставила дружина, и которой держался отряд, когда вышел из лагеря, пропала — не осталось даже малого напоминания. Верно, то был морок, напущенный неведомо кем. Высказывать свои догадки вслух она не стала, чай кмети не дураки — сами всё уразумеют.

Когда день начал клониться к вечеру, на лицах парней проступила усталость — за всё время пути они толком не останавливались на отдых. Наконец Ерута оскользнулся на склоне и, не сумев удержаться, рухнул в снег прямо на больную руку, которую так и пытался отогреть за пазухой. Покрыв самыми низкими ругательствами лес, Лешего и всех его приспешников, он поднялся, опираясь на подставленный Скуратой локоть.

Пока кмети возились, Млада встала на вершине невысокого холма, куда они взбирались, кажется, все последние часы, и глянула вниз. Чёткая тропка от копыт, будто издеваясь, продолжала бежать дальше, насколько хватало взгляда, и обрывалась ровно у трупов лошадей, оставленных отрядом в ночном лагере. Даже отсюда можно было разглядеть проталины вокруг кострищ и почувствовать едва уловимый запах дымка.

Млада тихо застонала и закрыла глаза, надеясь, что дурной сон, где она будто бы блуждала уже слишком долго, наконец развеется. Но нет. Всё повторялось точь-в-точь, как накануне.

— Что там? — тяжело дыша, спросил Олан, а, проследив за её взглядом, глупо хохотнул и уселся в снег прямо на том месте, где стоял. — Этого не может быть…