— Раз, два… нет, подымается она…

— Нет! Он того ее! Того ее он!

На батуте лыбящийся механик вихлялся над соперницей. Ему уже поднесли полдюжины кружек. По обычаю, он должен был выпить сколько сможет, а проигравший — допить остаток. Сверху спускались новые офицеры, поздравляли механика и делали ставки на следующий бой.

— Вот интересно… — Лорк нахмурил брови.

— Капитан, я понимаю, ты не виноватый, но не надо корчить такие рожи.

— Интересно, Дан, есть ли в Алкане информация об этом полете?

— Наверняка. Я ж говорю, это было типа десять лет…

Но Лорк смотрел в потолок. Ирис закрылся под ураганом, громившим ковчежную ночь. Мандала схлестнулась, звезда исчезла из виду.

Лорк поднес руки к лицу. Губы разошлись; он хватался за корни идеи, пробивавшейся в разуме. Растрескавшаяся плоть надела на него гримасу блаженной пытки.

Дан заговорил было опять. Потом отодвинулся с недоумением на хрящеватом лице.

Его зовут Лорк фон Рэй. Он должен беззвучно повторять это снова и снова, обезопасить себя повторами — потому что идея расщепила его существо. Он сидел, глядя вверх, вконец потрясенный. Какой-то стержень внутри раскололся так же яростно, как рука Князя расколола Лорку лицо. Он моргнул, очищая звезды. Ведь его зовут…

— Да, капитан фон Рэй?

— Выбери грот-крылья.

Мыш выбрал.

— Ныряем в ровный поток. Грот-крылья выбрать с концами. Линкей и Идас, вы на крыльях и несете первую вахту. Остальным пока отдыхать. — Лорк гремел, перекрывая космический шум.

Отвернувшись от киноварного киселя с обугленными звездами, Мыш моргнул и снова осознал проекторную.

Моргнула Ольга.

Мыш сел на ложементе, готовясь выткнуться.

— Увидимся в кают-компании, — продолжал капитан. — И, Мыш, захвати…

Мыш вытащил кожаную сумку из-под ложемента, перекинул через плечо.

— …с собой сенсор-сирингу.

Дверь отскользнула; Мыш стоял на верхней из трех ступенек над синим ковром кают-компании «Птицы Рух».

Сквозь тенепад вилась спиральная лестница. Изгибаясь под потолочными лампами, металлические языки рассылали отблески по стене и листьям филодендрона перед зеркальной мозаикой.

Кейтин уже уселся перед слоистой доской для трехмерных шахмат и расставлял фигуры. Последняя ладья клацнула по своему углу, и булькресло — принимающий форму тела шар со студенистым глицерином — покачнулось.

— Ну, кто сыграет со мной первым?

Капитан фон Рэй замер на верху лестничной спирали. Потом пошел вниз, и его разбитое отражение присыпало мозаику гравием.

— Капитан? — Кейтин вздернул подбородок. — Мыш? Кто из вас желает первую партию?

Тййи и Себастьян через арочную дверь шли по пандусу, что перекрывал занимавший треть кают-компании пруд с известняковыми берегами.

Ветерок.

Рябит вода.

Темнота вплывает над их головами.

— Сидеть! — Себастьян.

Рука дергается в разъеме. Заходят на посадку звери на стальных цепочках. Огромные питомцы ветошью опадают вокруг хозяина.

— Себастьян? Тййи? Вы играете? — Кейтин повернулся к пандусу. — Раньше я обожал шахматы, потом подзабросил. — Он задрал голову, снова взял ладью, всмотрелся в кристалл с черной сердцевиной. — Скажите, капитан, фигуры — оригинал?

У подножия лестницы фон Рэй воздел рыжие брови:

— Нет.

Кейтин ухмыльнулся:

— Ага.

— Из чего они? — Мыш шагнул на ковер, заглянул Кейтину через плечо. — Я таких и не видел никогда.

— Странный стиль для шахматных фигур, — подметил Кейтин. — Республика Вега. Но в мебели и архитектуре такого полно.

— Республика Вега — это где? — Мыш взял пешку: внутри кристалла — звездная система с камнем в центре, орбиты лежат в скошенной плоскости.

— Уже нигде. В две тысячи восьмисотых было восстание, Вега хотела отделиться от Дракона. Не вышло. Живопись и архитектуру того времени взяли на щит наши эстетствующие интеллектуалы. Пожалуй, во всей этой истории было нечто героическое. Безусловно, они из кожи вон лезли, чтобы соригинальничать, — последний бой за культурную автономию и так далее. Но выродилось все в вежливые салонные беседы о том, кто на кого повлиял. — Он взял другую фигуру. — Мне все равно нравится. Им удалось породить трех звездных музыкантов и одного невероятного поэта. Хотя из музыкантов с восстанием был как-то связан только один. Но большинство не в курсе.

— Серьезно? — сказал Мыш. — Так и быть. Сыграю в твою игру. — Он обошел шахматную доску и сел в зеленый глицерин. — Какие выберешь, черные или желтые?

Фон Рэй потянулся через плечо Мыша к пульту, проявившемуся на подлокотнике кресла, нажал микропереключатель.

Свет внутри доски погас.

— Эй, вы чего?.. — Хриплый шепот Мыша оборвала досада.

— Мыш, доставай сирингу. — Лорк подошел к живописной скале на желтых плитах. — Мыш, а прикажи я тебе сыграть нову, что б ты сделал? — Сел на выступ в камне.

— Не знаю. О чем вы? — Мыш вытащил инструмент из сумки. Большой палец пробежал по клавиатуре. Остальные заплясали на индуктивной панели; мизинец раскачивался на ходуле ногтя.

— Я приказываю. Создай нову.

Мыш задумался. Затем:

— Хорошо, — и рука совершила прыжок.

Рокот после вспышки. Цветной фон послеобраза испятнал зрение, закружил водоворотом тающей сферы, исчез.

— Сидеть! — сказал Себастьян. — Сидеть, сказал же…

Лорк усмехнулся:

— Неплохо. Иди сюда. Нет, вместе с адской шарманкой. — Подвинулся, освобождая место на камне. — Покажи, как она работает.

— Показать, как играть на сиринге?

— Точно.

Бывает внешнее выражение лица; бывает выражение внутреннее, дрожь губ и век, не более.

— Обычно я не разрешаю баловаться с моим инстром. — Губы и веки дрожали.

— Покажи.

Улыбка Мыша истончилась. Он сказал:

— Дайте руку. — Усадил капитановы пальцы в седло образ-резонансного щитка, и перед ними загорелся синий огонек. — Теперь глядите. — Мыш указал на лицевую сторону сиринги. — За тремя точечными линзами есть голографические шкалы. Сходятся на синем огоньке, дают трехмерный образ. Яркость и насыщенность регулируются тут. Проведите рукой вперед.

Огонек разгорелся…

— Теперь назад.

…и потускнел.

— Как ты создаешь образ?