Но будет ошибкой уделять открытиям чрезмерное внимание. Величайшие достижения современной биологии проистекают из тщательного и непрерывного изучения характеристик единичных биологических явлений или единичных биологических «систем». Это касается и трансформации пневмококков, и синтеза белков в Escherichia coli, предъявившего нам последовательность дублирования структуры нуклеиновой кислоты в структуре белка. Это же, подозреваю, будет верно и в отношении детального «картографирования» поверхности клетки для выявления антигенов гистосовместимости. Индивидуальные открытия в этой области значат меньше, нежели глубинный анализ, который со временем позволит определить молекулярную основу видового своеобразия и поможет понять, почему некоторые клетки перемещаются туда, а не сюда, зато другие держатся вместе, а третьи «бродят» по отдельности. Глубинный анализ, схожий с процедурами в современной молекулярной биологии, рано или поздно предоставит нам молекулярные «спецификации» для синтеза фермента или целого каскада ферментов, который, например, станет уничтожать полиэтилен – и тем самым избавит нашу планету от обилия промышленных и бытовых отходов.

По всем этим причинам молодому ученому не стоит впадать в уныние, если с его именем не связано никакое открытие естественного закона, явления или заболевания. Пусть люди склонны преувеличивать важность открытий, молодой ученый не должен думать, что он заслужит высокую репутацию и солидный доход посредством простого компилирования информации – прежде всего той, в которой никто по большому счету не заинтересован. Но если он так или иначе сделает мироздание более понятным, теоретическим или экспериментальным путем, его ожидают как минимум признание и уважение коллег.

Ученые, подобно спортсменам и литераторам, состязаются за разнообразные призы и прочие награды.

Помнится, один мой знакомый не упускал ни малейшей возможности в разговорах со мной посетовать на этакое недостойное стремление, в котором он видел характерное проявление элитизма (представления о том, что одни люди в социальных отношениях кое в чем лучше других), но, когда ему выпал шанс баллотироваться в члены Королевского общества, этот человек и не подумал отклонять приглашение. Великий математик Г. Г. Харди[96], пребывая в настроении небожителя, отозвался о членстве в Королевском обществе как о «сравнительно ничтожной степени отличия», но для многих эта степень – вожделенная награда, ради которой они готовы сворачивать горы. К слову, ординарное членство доступно лишь гражданам Великобритании, а вот почетное распространяется на весь мир.

От действительных членов Королевского общества требуется поставить свою подпись в книге, где уже содержатся подписи многих великих английских ученых, и не удивлюсь, если новичка охватит неподдельный восторг, когда он сообразит, что очутился в компании таких людей, как Исаак Ньютон, Роберт Бойль, Кристофер Рен, Майкл Фарадей, Хамфри Дэви, Джеймс К. Максвелл, Бенджамин Франклин и Джозайя Уиллард Гиббс[97].

История создания Королевского общества восходит к тем дням, когда разворачивалась грандиозная революция человеческого духа, потрясшая мир[98]. Совсем иначе обстоит дело с Нобелевскими премиями – по той простой причине, что многие величайшие ученые жили и творили задолго до того, как Альфред Нобель придумал способ стабилизировать сложные эфиры азотной кислоты в полигидридном спирте (прежде всего глицерил тринитрат[99]) и учредил премию своего имени[100]. Нобелевские премии обязаны своей популярностью у публики множеству факторов: это и «искупительные», с точки зрения масс, помыслы фабриканта оружия, и пышная церемония присуждения, и финансовая составляющая, и сами основания и принципы награждения. Но – насколько мне известно, это единственная по-настоящему важная причина возражать против всех подобных отличий – любые конкурсные процедуры неизбежно противоречивы; неполучение награды в конкурсе по теме, в которой ученый является реальной величиной и ощущает себя таковой, чревато не только сугубо личным разочарованием, но и социальными потерями (ведь ученый зависит в своих исследованиях от окружающих, скажем, от администраторов, а те вполне могут не сознавать, сколько ученых, например, будучи отличными специалистами, не являются членами лондонского Королевского общества или какого-то другого научного привилегированного «клуба»). То же самое касается Нобелевских премий, хотя тут испытывать сочувствие к проигравшим становится сложнее, поскольку люди, не ставшие лауреатами, но фигурировавшие в списках, почти наверняка не испытывают недостатка в средствах на свои исследования.

По общепринятому мнению, «скверно», когда успех приходит к молодым слишком рано: обилие наград и длинный список публикаций не сулят, как мы порой слышим, ничего хорошего для молодого ученого в перспективе. «Боюсь, я не очень-то выделялся в школе», – заявил недавно один напыщенный лауреат очередной премии, как бы давая понять, что благодаря его прочим несомненным талантам это обстоятельство не сыграло никакой роли.

Полагаю, что привычка предрекать неизбежный провал вследствие раннего успеха проистекает из фокусов избирательной памяти, о которых я писал в другом месте: среди людей, потерпевших крушение, найдется немало бывших «золотых» мальчиков и девочек, которых мы хорошо помним; если же кто-то из них добивается успеха, это воспринимается как должное и забывается – зато провалы мы отлично запоминаем.

До сих пор я говорил, если угодно, о темной стороне премий и наград, однако у них есть, разумеется, и светлая сторона: все подобные конкурсы и состязания опираются на крепкую репутацию, которой сильнее всего жаждет ученый, – на репутацию в глазах вышестоящих. Для толкового ученого присуждение премии будет мощнейшим эмоциональным стимулом; признание другими его заслуг перед наукой побудит его работать еще усерднее и, быть может, становиться еще лучше. Кроме того, такой лауреат, не сомневаюсь, захочет доказать окружающим, что удостоился награды отнюдь не за красивые глаза.

В данном отношении награды, безусловно, полезны и желательны, но порой, к несчастью, они оказывают противоположное воздействие. Помню, как мы с моим знакомым-старшекурсником в Оксфорде шокированно обсуждали некоего университетского преподавателя, который заявил: «Когда меня изберут в члены Королевского общества, я навсегда покончу с исследованиями». Со стороны кажется мерой высшей справедливости, что он так и не удостоился этой чести – и не смог реализовать свой постыдный план действий.