— Вы великолепно держались.

Мне хотелось подбодрить мальчика, но эффект был обратный. Марион покраснел вплоть до ушей и резко ответил:

— Я не просил вашего одобрения. Вы всего лишь очередная игрушка моего отца. Как смеете вы обращаться ко мне?

Он повысил голос, и его слышали все, кто стоял поблизости. Люди притихли, не зная, как реагировать. Слова Мариона долетели в том числе и до лэрда. Люди ждали, чью сторону он примет, чтобы поддержать этого счастливчика.

Лэрд в несколько широких шагов приблизился, положил руку на плечо сына и произнес:

— Извинись.

Молодой человек аж пятнами пошел. Прилюдно просить прощение у любовницы отца – вот это унижение.

— Не стоит, — я беспечно махнула рукой, не желая обострять конфликт. — Марион перенервничал. Я не обижена.

— Я не спрашивал вашего мнения, леди Флориана, — ответил лэрд, а потом обратился к сыну: — Долго мне ждать?

Я видела, как впивались пальцы мужчины в плечо сына. Должно быть, мальчику очень больно.

— Извините, — буркнул он.

— Громче, — потребовал лэрд. — И по всей форме.

— Прошу простить мою грубость, леди Флориана, — выдавил Марион сквозь зубы. — Впредь это не повторится.

— Я прощаю вас, — поспешила я его заверить.

Лишь после этого лэрд отпустил сына, и тот потер многострадальное плечо. Во взгляде парня, обращенного на меня, я прочла жгучую ненависть и чуть не поперхнулась. Может, он плохо ездил верхом и едва управлялся с мечом, но властность и уверенность в собственной непогрешимости достались ему от отца в полной мере. Я не строила иллюзий: Марион уничтожит меня, едва представится возможность. Но я не думала, что первая попытка состоится так скоро.

В Кингроссе любили зимние пикники. Выезд на природу в это время года казался мне опрометчивым, но я ошибалась. Зимний пикник был на удивление приятным. Слуги развели костры, на которых жарили свиные окорока и грели вино. Девушки и молодые люди играли в снежки, катались с горки, устроенной на склоне. Мормэры чинно прогуливались, ведя неспешные беседы.

Но, несмотря на всеобщее веселье, а, может, из-за него, я чувствовала себя потерянной. Не считая Берты, друзьями в Кингроссе я не обзавелась. Никто не горел желанием общаться со мной. Женщины видели во мне соперницу, а мужчины опасались лишний раз приблизиться, чтобы не гневить лэрда. Поговорить бы с лэйди Кэйталин, но поблизости от нее крутилась леди Мелания. А один вид последней вызывал у меня изжогу.

Я скучала в сторонке, когда лэрд позвал меня. В руках у него был арбалет странного вида. Для мужчины он был мал, и я гадала: что лэрд задумал?

Он повел меня прочь от толпы. Мы прилично отдалились от пикника. Вокруг был редкий лес: деревья – черные столбы, торчащие из белого снега, напоминали воинов на посту.

Лэрд протянул мне арбалет.

— Что мне с ним делать? — я отказалась его взять.

— Учиться стрелять. Это женский арбалет. Ты должна уметь постоять за себя. Я не смогу всегда быть рядом.

— Мне это ни к чему.

— Спи ты вместе со мной, в арбалете не было бы нужды.

— При чем тут это? — я поняла: от урока не отвертеться. Либо учусь стрелять, либо ночую в спальне лэрда. Думаю, не надо объяснять, что я выбрала и почему.

— Важно правильно зарядить арбалет, — сказал мужчина, доставая стрелу из колчана за плечом. — Если перекосить тетиву, то стрела получит неравномерный импульс и полетит не туда. Для начала опусти арбалет.

Я внимательно слушала, наблюдая за процессом. Раз уж лэрд задумал учить меня стрельбе, не успокоится, пока не добьется цели.

— Вставляем стрелу, — комментировал он свои действия, — и подвигаем до тетивы. Всё. Арбалет заряжен.

Лэрд вскинул руку и выстрелил, не прицеливаясь. Стрела угодила в ствол дерева.

— Теперь ты, — он протянул мне арбалет и стрелу.

Тяжелый. Я едва держала его двумя руками. И это еще облегченный дамский вариант.

Какое-то время я заряжала арбалет. Лэрд – терпеливый учитель. Он несколько раз повторил все сначала, помогал мне и хвалил, если у меня хоть что-то получалось. Под его руководством я справлялась все лучше и лучше, и наконец мужчина решил, что можно перейти к стрельбе.

— Встань в пол оборота, сделав упор на обе ноги, — он взял меня за талию и развернул. — Прижми левый локоть к боку и снизу поддерживай арбалет.

Мужчина стоял у меня за спиной. В какой-то момент попытки придать моему телу правильное положение превратились в объятия. Губы лэрда прижались к моему затылку, рука скользнула под плащ.

— Что вы делаете? — я застыла, шокированная его поведением.

— А на что похоже?

— Но близость допустима только в спальне! — воскликнула я.

— Кто тебе такое сказал? — рассмеялся он. — Если мужчине и женщине хорошо вместе, какая разница, где они находятся?

— Если нас увидят?

— Они нам позавидуют, — шепнул он мне на ухо.

Я дернулась, но легче сбросить кандалы, чем вырваться из объятий Анрэя Вестора. Было что-то волшебное в его губах и руках, что-то лишающее меня воли. Когда он сжал мою грудь, я откинула голову ему на плечо. Его хриплое дыхание щекотало мне шею. Сердце часто билось под его ладонью. Отбросив сомнения, я покорилась желанию, готовая удовлетворить потребности мужчины.

Остальное запомнила смутно. Может, и к лучшему, иначе сгорела бы от стыда. Арбалет вместе со стрелами был брошен на землю и забыт. Я уперлась руками в ствол ближайшего дерева и выгнулась, когда мужчина надавил мне на поясницу.

Он задрал мою юбку до талии. Ветер остудил разгоряченную кожу, обостряя ощущения и даря неожиданно острое удовольствие. Я отдавалась мужчине без оглядки на нормы поведения, воспитание и прочие условности. Словно быть с ним, дарить ему себя – мое предначертание, смысл моей жизни.

Его движения внутри меня и стоны отзывались во мне волной удовлетворения – все это моя заслуга. Это я дарю ему ни с чем не сравнимое наслаждение, я – тот источник, к которому он припадает снова и снова. Когда он сжал мои бедра, входя особенно глубоко и содрогаясь, я кричала: о, да! Мой голос летел над деревьями, распугивая птиц. Наверное, меня слышали даже на пикнике, но мне плевать. Мне хорошо.

Первый опыт близости вне спальни поразил меня. Я и не подозревала, что так бывает. В моей семье не говорили о подобных вещах. Матушка была строгих правил, а отец во всем ей потакал. Для них все, связанное с сексом, было запретно и грязно. Они и слово-то такое не произносили. Все, что я переживала с лэрдом, было неправильно с их точки зрения. Но – поразительно! – я все меньше ощущала свою вину.