– Да-да! – проговорил император. – Если бы я его послушал, то не случилось бы такой беды. А что показал Посьет?

– Я пытался выяснить у него, почему он не вмешивался в ситуацию и не обращал вашего внимания на неправильное составление поезда. Он ответил, что говорил об этом еще вашему отцу, предупреждал и вас.

– Это ложь. Только один Витте по-настоящему заботился о безопасности моей семьи.

– Знаю. Но что взять с господина Посьета, если он путает даты и события?

– Пытается уйти от ответственности.

– По-моему, Константин Николаевич полностью уверен в собственной безнаказанности. Кстати, генерал-адъютант Черевин говорил, что министр в критический момент вообще ловил галок на крыше. Технический же инспектор Таубе благодарил бригаду поезда за скорую езду. При этом присутствовали управляющий Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой Кованько и инспектор Кронеберг. А уж они-то обязаны были знать, в каком состоянии находятся пути на следующем перегоне.

– Много кто чего должен и обязан! У вас все?

– Следствие закончено. Материалы готовы для передачи в суд.

– Хорошо. Мы еще встретимся, благодарю за работу и не смею задерживать.

Кони покинул кабинет императора.

Александр Третий сдержал обещание, данное ему. Он отдал распоряжение министру юстиции разработать и провести через Государственный совет соответствующий законопроект.

Новый закон был принят. Согласно ему, вопрос о предании суду чиновников в ранге министра сначала должен был решаться императором, а после поступать в Государственный совет. Там дело разбиралось в два этапа. Сперва в особом присутствии, затем в департаменте гражданских и духовных дел. Именно на втором этапе и принималось окончательное решение, отдать ли высокопоставленного чиновника под суд, прекратить дело или наложить взыскание без суда.

В феврале 1889 года дело о крушении слушалось в Государственном совете, так как император требовал осуждения Посьета, уже снятого с должности. Члены совета оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли проигнорировать мнение государя, с другой, осуждение бывшего министра создавало прецедент, опасный для всей бюрократии.

Особое присутствие состояло из представителей департаментов и министров. Они выслушали доклад Кони и перешли к прениям. Великие князья Михаил Николаевич и Владимир Александрович, присутствовавшие на заседании, потребовали отдать Посьета под суд.

Часть присутствующих с этим согласилась. Остальные же во главе с министром внутренних дел графом Толстым высказывали опасения в том, что отдача министра под суд будет означать падение престижа власти в глазах общества.

По результатам голосования все же победило мнение императора. Было принято решение об отдаче Посьета и Шернваля под суд.

После заседания Александр Третий вызвал к себе Кони и сказал:

– Что ж, Анатолий Федорович, дело можно считать решенным. Лица, виновные в преступной халатности, предстанут перед судом.

– Думаю, об этом рано говорить.

– Почему? – удивился император.

– Насколько мне известно, департамент гражданских и духовных дел не намерен поддержать решение особого присутствия. Посьета жалеют многие высокопоставленные чиновники. В петербургских салонах только о том и говорят, что бесчеловечно обвинять заслуженного адмирала.

– На вас оказывают давление, Анатолий Федорович?

Кони улыбнулся:

– Меня, ваше величество, называют социалистом, возбуждающим рабочих. В министерство поступают доносы.

– Чем я могу помочь?

– Вы, к сожалению, лицо заинтересованное и не вправе оказывать давление на чиновников. В любой другой ситуации ваше слово стало бы решающим, но не в этой.

– Так вы считаете, что окончательное решение о предании Посьета к суду будет провалено?

– Не сомневаюсь в этом. Под суд пойдут, как говорится, стрелочники – мелкие чиновники, машинисты, а это несправедливо.

– Что предлагаете?

Кони вздохнул:

– Дабы избежать несправедливости, выход один – прекратить все дело о крушении поезда.

– Понятно. Я подумаю.

Кони попрощался с императором и покинул дворец.

Александр Третий издал милостивый манифест. На этом дело о крушении и закончилось. Посьету и Шернвалю на заседании департамента гражданских и духовных дел были объявлены выговоры без занесения в формуляр.

Александр Третий даже не представлял, какую бомбу он собственноручно закладывает под престол, идя на поводу у своих министров. Народ не только радовался спасению государя и его семьи, но и скорбел по погибшим в той катастрофе. Общество ждало открытого процесса над виновниками трагедии. Однако суда не состоялось. Получалось, что царь простил убийц.

Таким подарком не могли не воспользоваться радикально настроенные антимонархические силы. Так они и сделали немного позже. Подобная слабость, даже вынужденная, не прощается правителям государств. Только сильная власть пользуется уважением и поддержкой основной массы общества. Александр Третий должен был настоять на осуждении Посьета, но пошел на уступки.

Тогда мало кто знал о последствиях катастрофы, которые в недалеком будущем сыграют свою роковую роль в судьбе государя. При крушении Александр Третий получил не только ранение ноги, но и серьезные ушибы почек. Развилась опухоль. Она привела к инфаркту, сократившему жизнь императора.

Царь не забыл скромного, но непокорного чиновника Витте. Вскоре Сергей Юльевич был назначен министром путей сообщения. Впоследствии он стал и премьер-министром.

Пока шло следствие, в Россию по приглашению своей сестры Елизаветы приехала принцесса Алиса, которой уже исполнилось семнадцать лет. На этот раз она принимала участие в жизни двора, присутствовала на приемах и балах. Конечно же, девушка встретилась с наследником престола именно в день приезда. Николай с нетерпением ждал этого свидания, и вот оно наконец-то состоялось в одной из небольших комнат дворца.

Николай поцеловал принцессе руку.

– Аликс, если бы ты знала, как я рад видеть тебя!

– Я тоже очень рада, Ники, но прежде хочу упрекнуть тебя.

– В чем? – удивился наследник.

– Ты еще спрашиваешь? Почему ты не дал знать, что остался невредим, сразу же после трагедии на железной дороге? Как только к нам пришла весть о крушении поезда, о том, что при катастрофе погибли и получили ранения очень много людей, я едва не сошла с ума. Мне было так плохо, что я слегла. Перед глазами все время стояла страшная картина. Ты, окровавленный, изуродованный, лежишь под обломками, снегом и дождем. Глаза твои полны боли и молят о помощи, но рядом никого нет. Я плакала, и никто не мог успокоить меня. А ты не соизволил сообщить, что жив и не пострадал.