чувствуешь что-то к моей дочери, — в ее голосе так и сквозит едва сдерживаемое торжество. — Тогда ты и сам должен понимать, что моему нежному цветку не по пути с таким мерзким подземным чудовищем. Но не волнуйся, она будет счастлива с другим.

— О чем ты?! — он хочет вернуться, забыв, что поздно, ведь он уже прошел точку невозврата, и вместо того, чтобы тихонько красться к берегу, поскальзывается на каменистом дне, и Лета захлестывает его с головой.

Выныривает. Судорожно вдыхает воздух, такой холодный и колючий после вод Леты, неловким движением смахивает пелену с глаз. Река не хочет отпускать, медленно, но верно тащит на глубину, и Аид едва осознает, что стоит по горло в воде.

Единственное, что не дает ему сдаться, позволить Лете захлестнуть его с головой — пристальный взгляд Деметры.

Торжествующей, счастливой Деметры.

— Я нашла Персефоне нового жениха. Это прекрасный, юный герой, он сделает мою дочь счастливой. Сегодня он возляжет с ней, и она познает ласки настоящего мужчины. Раз уж она так быстро смирилась с тем, что ты лишил ее невинности, значит, Пейрифою тем более не стоит опасаться ее гнева. Он овладеет ею, и вскоре она смирится, как смирялись все женщины нашего рода. Он отвезет ее на поверхность, сделает царицей лапифов, и она будет счастлива. Горячая любовь Пейрифоя сильнее твоих холодных объятий…

Аид засмеялся; Лета захлестнула его с головой, но он снова вынырнул — мокрые волосы лезли в глаза — и снова начал смеяться, отфыркиваясь и выплевывая воду. Лета окутывала его мягкими, теплыми волнами, тянула на глубину, стирала память, забирая воспоминания, и вот он уже не помнил, кто он, не понимал, почему смеется, что за женщина стоит на берегу, и что за недоумение поселилось в ее глазах.

Лета забирала его мысли, забирала саму его сущность, забирала память.

Он откровенно не понимал, почему продолжает барахтаться в воде, почему не расслабится и не отдастся на волю волн.

И вот Лета забрала его непонимание.

Он перестал смеяться; да он вообще почти перестал быть собой, и то единственное, за что он еще хоть как-то цеплялся, было одним лишь именем и одной мыслью:

— Персефона невинна. Я ее не касался.

Торжествующая улыбка примерзла к губам той женщины; Лета снова захлестнула его с головой, и на этот раз дно ушло из-под ног. Он попытался вынырнуть, но вместо воздуха вдохнул воду, и забвение хлынуло ему в горло.

Он захлебывался забвением, захлебывался бессилием, пока вода из Леты не наполнила его легкие, и тусклый свет, до которого он никак не мог добраться, не померк перед глазами.

Крик Деметры он уже не услышал.

Глава 19. Гермес

— Как! Можно! Быть! Такой! Сукой! — отчеканил Гермес, наблюдая за верещащей и хватающейся за голову Деметрой из-за большого камня на противоположном берегу. Они с Гекатой катастрофически пропустили решительно все, добравшись до Леты аккурат на последних словах Аида и финальной части монолога торжествующей Плодородной. Спустя миг Аид ушел под воду с головой и уже не вынырнул; Гермес бросился было за ним, но Геката перехватила его за плечо:

— В Лету не ныряют.

Психопомп опустил голову и позволил трехтелой ведьме затащить себя за камень. Он ведь и сам прекрасно знал, что в Лету не ныряют — не выплывешь уже, сгинешь вместе с Аидом, лишившись и воли, и памяти, и вообще, самого себя. Вот и оставалось лишь наблюдать, как бегает по берегу Деметра, хватая себя за волосы и издавая панические вопли. В первый миг она даже бросилась за Аидом, остановилась, когда вода намочила сандалии, чем дала Гермию интересную тему для обсуждения:

— Как думаешь, — мрачно спросил он, — она хоть немного раскаивается в том, что утопила Владыку в Лете?

— Сомневаюсь, — шепнула Геката. — Скорее всего, ее беспокоит то, что Персефона невинна. И, знаешь, что-то мне не нравятся все эти намеки насчет героев и горячей любви.

— Мне тоже, но я не очень хочу ее об этом спрашивать, — сказал Гермес.

Деметра, наконец, перестала хвататься за голову и помчалась в строго определенном направлении — вдоль Леты. Причем помчалась пешком, словно не умела шагать по-божественному или не была уверена в том, что может сделать это в Подземном мире.

— Второе, — сказала Геката, поднимаясь из-за кручи и поправляя одеяние. — На днях тут видели Афину, поэтому Аид сделал так, чтобы те, кто не живет в нашем мире, не могли шастать по нему по-божественному. Не знаю, как ты это пропустил…

— А, неважно, — отмахнулся Гермий, и тут же принялся орать. — Эй, Лета! Ле-е-ета! Иди-ка сюда!

Титанида Лета заставила себя долго ждать. Точнее, долго бегать и орать «Лета! Лета! Да где тебя носит, дери тебя Харибда!». Впрочем, Гермес на Харибде не остановился, и с большим энтузиазмом перебрал половину эллинской и подземной флоры и фауны, перечисляя, в какие конкретно отношения с ними вступала неуловимая титанида. Геката в этом время сочувственно молчала, давая Гермию выговорится, и даже местами подсказывала. В ее исполнении Лета казалась большой оригиналкой.

— Ну, знаешь, это уже перебор, — жалобно пискнула титанида, наконец появляясь из вод своей реки. Ее волосы были растрепаны, тонкое одеяние в беспорядке, в глазах, как и всегда, стоял этакий задумчивый туман, но уши пылали алым.

— Перебор?! — взвыл Гермес. — Перебор это Владыку в своих водах топить! Да ты вообще соображаешь, что делаешь? Или ты тоже работаешь на Концепцию?!

— Он сам захотел… — певуче сказала Лета. — Они всегда хотят сами… И мои воды дарят покой…

— Ты это не мне объясняй! Ты сейчас это будешь Стикс объяснять! Кто, чего, и когда захотел! Как будто мы с Гекатой не видели, как он захлебывался!

Лета смущенно затеребила и без того растрепанные волосы.

— Покой… — снова начала она, но отвлеклась на движение. — Геката? Ты…

— Хочу проверить, как на тебя подействует это зелье, — невозмутимо сообщила Трехтелая, склоняясь над водой с небольшим сосудом в руке. — Оно очень концентрированное, так что…

Лета передернула плечами, и ее река мгновенно отхлынула от Трехтелой, не желая подставлять свои воды под непонятное снадобье.

— Мы так не договаривались, — прожурчала она.

— О, так мы что, договариваемся? — притворно изумился Гермес. — И мне даже не пришлось звать Стикс! Отлично! Отпусти Владыку Аида и верни ему память!

Лета смутилась еще больше, поковыряла сандалией камушек и сообщила, что ей не положено отпускать жерт…. добы… того, кто попал в ее воды. Хотя с Владыкой, действительно, неудобно получилось. И она, в принципе, готова отпустить его из своих вод. Но