Несмотря на устрашающий вид храма, Шеатава был богом очень даже приличным: он принадлежал к числу тех немногих, кто не требовал человеческих жертвоприношений. В жертву ему приносили быков и овец – и великий бог пожирал их, оборачиваясь гигантским львом, а людей не трогал. Вот и сейчас по широкой, заваленной навозом улице к вратам храма брело стадо быков с вызолоченными рогами, в сопровождении жреческой процессии. Животные нервничали, но двигались вяло, так как в течение трех дней перед церемонией им в питье подмешивали наркотик.

Атхий, а за ним и Титус вихрем пронеслись между вратами и стадом. Позади кто-то восторженно крикнул:

– Знамение!..

Козья Харя оказался вертким и проворным, как зильд, афарий никак не мог его поймать, а время шло, солнце понемногу сползало к горизонту. Титус пытался на бегу объяснить насчет отравленного шипа, однако обреченный Атхий его не слушал.

Эстакада Нэрренират.

Рельсовая дорога унесла их в другую часть города. Здесь теснились трехэтажные дома, оштукатуренные, но без фресок, из-за чего они выглядели странно голыми. Попетляв среди них, Атхий выбежал на площадь Пустых Фонтанов, загроможденную разбитыми каменными чашами. Фонтаны давным-давно не работали, в чашах зеленела пробившаяся сквозь трещины трава.

На том краю площади ощетинились ребристыми колоннами казенные учреждения. Там как раз заканчивался рабочий день, и Козья Харя, рассчитывая затеряться в толпе, помчался из последних сил. Титус, наоборот, сбавил темп. Пусть Атхий успокоится и почувствует себя в безопасности – тогда-то он настигнет его, вонзит парализующую булавку и удалит шип.

Он отстал от Атхия, однако не намного. Ровно настолько, чтобы тот потерял его из виду.

Впереди, над крышами, гигантским раскрытым веером поднималось здание из белого и розоватого мрамора. Храм Нэрренират.

Атхий устремился в ту сторону, а за ним и Титус. Увидав суетливую фигурку Атхия в конце улицы, которая выводила на площадь перед храмом, он с шага перешел на бег. Булавку приколол к жилету на груди. Каковы бы ни были препятствия, он выполнит свой милосердный долг.

Площадь Зовущего Тумана представляла собой обширное пространство, вымощенное в шахматном порядке черными и белыми плитами, пересеченное четырьмя ажурными колоннадами. В центре, где колоннады сходились, стояла на постаменте мраморная статуя десятифутовой высоты, с аметистовыми глазами. Изображала она прекрасную нагую женщину – великую богиню Нэрренират в человеческом облике.

Затравленно озираясь, лавируя между колоннами, путаясь под ногами у паломников, которые направлялись к храму (Титус припомнил, что сегодня у приверженцев Нэрренират какой-то культовый праздник), Атхий двинулся наискось через площадь. Афарий постепенно сокращал дистанцию.

В очередной раз оглянувшись, Козья Харя заметил его. На невзрачном прыщавом лице преступника отразилась смесь паники и злобной решимости.

– Убью! – надсадно завопил он, сунув руку за пазуху. – Чего пристал, убью!

– Я не причиню тебе вреда! – в который раз уже пообещал Титус, медленно приближаясь.

– Вот у меня чего! – Атхий показал что-то, зажатое в кулаке. – Савбиев Огонь! Беги от меня, паскуда, убью!

Амулет Ваттам, десятикратно увеличивающий остроту зрения, Титус носил на мочке правого уха, вроде клипсы. Прошептав коротенькое активирующее заклинание, он смог рассмотреть, что держит Козья Харя: небольшую коробочку с алым иероглифом на крышке.

– Атхий, не надо!

– Всех убью!

Их голоса звенели, отражаясь от мраморных плоскостей. Эхо еще не затихло, а губы Атхия начали беззвучно шевелиться.

Савбиев Огонь – страшное оружие. Металлическая коробочка начинена веществом сложного состава: три компонента – естественного происхождения, четвертый – магический. Если произнести заклинание, магический компонент мгновенно раскаляется, что позволяет трем другим составляющим вступить в реакцию, которая возможна лишь при очень высокой температуре. Когда разбуженная таким образом чудовищная сила разорвет коробочку изнутри, сам Атхий не пострадает, ибо одна из частей активирующего заклинания обеспечит ему индивидуальную защиту.

Правая рука афария сама выхватила из поясной сумки самострел, заряженный оловянным шариком. Был у него еще один, с «сонными шипами», но на таком расстоянии стрелять из него бесполезно. А шарик, благодаря магии, придающей ему начальное ускорение, бьет на полторы сотни футов и свалит взбесившегося быка, не то что человека.

Следя за губами Атхия, Титус поднял руку с самострелом. Это оружие сделано таким образом, что даже заклинания произносить не надо, нажал на спусковой крючок – и готово. Когда курок соприкоснется с амулетом, сила, заложенная в него магом-оружейником, вытолкнет шарик.

Он медлил. Время пока есть, ибо заклинание, активирующее Савбиев Огонь, довольно-таки длинное, и Титус отчаянно надеялся, что Козья Харя передумает, остановится. Он не хотел, чтобы на него пала чья-либо кровь. Избежать стези убийцы, ибо для убийцы нет оправданий…

– Атхий, одумайся! – крикнул он. – Бегите, люди!

Козья Харя продолжал шептать. Вот он дошел до фразы, обеспечивающей защиту, и Титус, который читал по губам, произнес эту фразу синхронно с ним. Сделал он это машинально, ибо так его учили наставники в Доме афариев. Теперь он тоже был защищен, однако все остальные… Он мог спасти их, нажав на спусковой крючок, но ведь за это придется заплатить жизнью Атхия!

Титус не хотел, не хотел, не хотел оказаться перед таким выбором.

Козья Харя кончил шептать и швырнул в него коробочку. Раздался оглушительный хлопок, незримая сила бросила Титуса навзничь. Когда он поднялся на ноги, слегка оглушенный, в воздухе висели облака мельчайшей пыли. Среди развороченных плит и мраморных обломков корчились окровавленные люди. Некоторые не шевелились. Рассеченные трещинами колонны опасно покачивались.

Атхий убегал. Титус побежал за ним. Он ни о чем не думал, думать он сейчас просто не мог. Знал только, что нужно довести начатое дело до конца… Он чуть не наступил на чью-то оторванную руку, поскользнулся в крови, и его стошнило.

Воздух позади раздирали крики. Внезапно они смолкли, и тогда Титус все-таки оглянулся: из распахнутых дверей храма Нэрренират выползал искрящийся лиловый туман; за считаные секунды он окутал изуродованную площадь, так что ничего больше нельзя было рассмотреть.

Титус наконец опомнился от шока и понял, что плачет. Ничего, теперь все обойдется. Раз туман – значит, жрецы сумели призвать богиню, и та конечно же исцелит своих паломников. Все они будут здоровее прежнего… Он вытер дрожащей ладонью мокрое от слез лицо и опять побежал за Атхием.

Спасибо Создателю, что он не стал убийцей! На нем нет ничьей крови.

Козью Харю он настиг около Медного моста. Этот древний мост соединял берега реки, исчезнувшей задолго до рождения Титуса и Атхия. Ее пересохшее русло заполнили глинобитные лачуги, отделенные друг от друга крохотными виноградниками и черно-зелеными лоскутьями огородов. Сам мост тоже кто-то пытался приспособить под жилье: к перилам стоймя прикрутили прогнившие доски, сплели навес из ивовых прутьев. Но это было давно, сейчас тут никто не жил.