Второй пилот вернулся в кабину. Самолет тут же начал резкое снижение. У пассажиров заложило уши, но вскоре это неприятное ощущение прошло.

Загорелась красная лампа.

К диверсантам вышел бортмеханик и заявил:

— Приготовиться, товарищи офицеры!

Сосновский встал. При нем был контейнер с немецкой формой, документами, оружием. Он должен был прыгать первым. За ним поднялись все остальные.

Бортмеханик открыл дверь и крикнул:

— Площадку увидите. Готовы?

— Готовы, — ответил Шелестов, очень сомневаясь в том, что бортмеханик услышит его.

Тот положил руку на плечо Сосновского, осмотрел крепление карабина и приказал:

— Первый пошел!

Капитан взялся правой рукой за вытяжное кольцо, правую ногу поставил на край кромки, левой оттолкнулся и исчез в темноте. Через полторы секунды он выдернул кольцо, посмотрел на купол, заполнившийся воздухом, и опустил голову.

На площадке, обозначенной четырьмя кострами, не приземлился никто. Ближе всех к ней оказался Сосновский. Шелестова отнесло западнее метров на пятьдесят, Буторина с Коганом — еще дальше. Но все приземлились без проблем, погасили купола, сняли ранцы. Хорошо, что стояла безветренная погода. Иначе они могли бы на парусах-куполах пропахать телами все поле.

К ним подбежали офицеры в полевой форме. Наверное, они узнали Шелестова по фото.

— С удачным приземлением вас, товарищ майор.

— Приветствую. Ты же капитан Вешко, да?

— Точно так, начальник штаба отряда. Со мной командир спецгруппы, присланной в отряд из центра.

Офицер помоложе представился:

— Капитан Авдеев, он же обершарфюрер СС Дагмар Крузе.

— Забирайте поклажу и парашюты, — сказал Вешко. — Авдеев потушит костры, и пойдем к машинам. Они за балкой, которая тянется восточнее площадки. Далее в Медвежью елань. До нее недалеко, километров десять. Доберемся быстро.

Вскоре начальник штаба отряда, командир спецгруппы и офицеры подразделения Шелестова спустились в хорошо замаскированный подземный бункер, состоящий из двух помещений. В одном из них имелась кухня с небольшим столиком, лавками, керосинкой. В углу хранился запас продовольствия.

Другое было предназначено для отдыха. В нем шесть нар, на них свернутые матрасы, подушки, одеяла, даже простыни, наволочки. В углу стояла буржуйка. Рядом с ней громоздилась приличная поленница сухих березовых дров.

— Дым от печки наверняка виден на поляне, да? — спросил Шелестов.

— Ну а куда ж ему деться-то? Но пусть вас это не беспокоит. Весь лес надежно охраняется. Ни один посторонний человек сюда не проникнет. Так что пользуетесь печкой сколько вам угодно. Продовольствия здесь на неделю для четверых человек, вода в небольшом бидоне на кухне. Но вам, насколько знаю, в бункере быть всего сутки, а кому-то и того меньше.

— Это так. Но мы можем вернуться, — сказал командир групп.

— Всегда рады.

— А ты веселый человек, начальник штаба.

Бывший заместитель районного военкома неожиданно вздохнул и проговорил:

— А здесь, майор, скучать нельзя, тоска сожрет похлеще любого гнуса.

— Почему это место называется Медвежьей еланью?

— Да потому, что до войны тут водилось много медведей. Хватало кабанов и другой живности. Места-то заповедные. А как пришли фрицы, так все зверье сорвалось и гуртом двинулось на восток, не захотело оставаться на оккупированной территории.

— Да, очень весело.

— Если вопросов ко мне нет, то мы с Авдеевым пойдем на базу, а вы устраивайтесь тут и отдыхайте, — сказал капитан Вешко.

— Есть вопрос, — заявил Шелестов.

— Слушаю.

— По машине, что завтра должна доставить нашего офицера в Минск.

— Вот вы о чем. Да, из центра поступило пожелание найти замену «эмке», и представьте себе, майор, нам это удалось. Немцы рядом с одной деревней бросили «Опель», у него движок стучал. Пригнали мы машину на базу, и местные мастера быстро восстановили ее. Благо на здешних дорогах осталось немало таких же машин, поврежденных в ходе боев. Так что заменили мы «эмку».

— Теперь о связи…

— Вы о докладе в центр о прибытии вашей группы в заданный район?

— Именно.

— Очередной сеанс связи завтра с двадцати часов. Тогда и доложим. Заодно сообщим и о доставке вашего офицера в Минск. Еще вопросы будут?

— Туалет!..

— А разве я не сказал о нем?

— Нет.

— Извините. Под лестницей, где парашюты, которые мы позже заберем, дверка, там туалет и бидон с водой. Тот же сортир, но под землей. С вентиляцией.

Шелестов улыбнулся.

— Очень хорошо, что с вентиляцией. Больше вопросов нет.

— Мы пошли, вы закрывайтесь. Да, вот еще что. Отсюда в штабной блиндаж проложен телефонный кабель. Здесь аппарат УНА-Ф‐31. Для связи со мной надо нажать внутреннюю кнопку два раза. Это будет сигнал мне, я перезвоню. Приятного аппетита и хорошего отдыха.

— Тебе того же.

Капитаны Вешко и Авдеев поднялись наверх. Буторин закрыл крышку на массивный засов. Коган принялся готовить ужин. Офицеры группы пообедали и отдохнули.

Потом Сосновский извлек из контейнера форму гауптмана. До вылета он сложил ее так, чтобы она не помялась.

В 14.00 раздался звонок телефонного аппарата.

Шелестов снял трубку и ответил:

— Да!

— Это Вешко. Через полчаса к вам подъедет Авдеев. Ваш человек отправится в Минск.

— Понял. Он будет готов.

— Это все. Возможно, вечером заеду, сообщу, как прошел переезд в город. Или позвоню.

— Да, ты уж, капитан, постарайся сообщить об этом.

— Обязательно. Вы не услышите звук двигателя, посему минут через двадцать откройте люк, осмотрите поляну.

— Понял.

Вполне приличный «Опель» подъехал на поляну в 14.30 и остановился на ее западной стороне. Из него вышел эсэсовец, в котором с первого взгляда трудно было узнать командира специальной боевой группы.

Шелестов подозвал к себе Сосновского, уже переодевшегося в немецкую форму.

— Ну что, гауптман, пора ехать.

— Я готов.

— Ты смотри, поаккуратней там.

— Мне опасаться нечего. Язык знаю в совершенстве, все же в посольстве служил, документы отличные. Но главное в том, что я же товарищ самого штандартенфюрера СС, а это большая шишка у немцев.

— Как говорится, Миша, на бога надейся, а сам не плошай.