– В лес! Быстро!

Они тут же бросились назад, не забывая посылать короткие очереди из автоматов туда, откуда раздавались выстрелы русских. Рош первым укрылся за деревьями, припал к земле и стал прикрывать автоматным огнём своих подчинённых.

Он видел, как на землю упал сначала Коваль, а потом и Семёнов, их радист. Рацию нельзя было терять. Лейтенант вначале хотел отбить её, но потом передумал. Русские вели плотный автоматный огонь. Да, их было немного, человек пять, не больше, если судить по выстрелам, но рядом ведь могли находиться и другие. Так что он приказал оставшимся в живых «бранденбуржцам» уходить дальше в лес, не ввязываясь в бой.

Они бежали по лесу и не оглядывались. Экономили силы и очень спешили. Они издавали слишком много шума, лейтенант это отчётливо слышал, но ничего поделать не мог. От тех, кто устроил так удачно на них засаду, сейчас нужно оторваться, рискуя при этом наткнуться на другой отряд красноармейцев. Но нужно было бежать, и они бежали.

Рош бежал впереди, безошибочно выбирая нужный путь. Он перепрыгивал небольшие канавы и упавшие деревья, уворачивался от веток, которые норовили попасть в глаза, умудряясь при этом сохранять ровное дыхание. Он находился в отличной спортивной форме. Остальные диверсанты не отставали: их подгоняло чувство опасности, и, конечно же, замыкавший группу унтер-офицер Кульчицкий тоже прикладывал к этому определённые усилия.

Лейтенант обратил внимание на то, что начался рассвет, он обрадовался ему. Теперь бежать станет легче, хотя, конечно, бегом перемещение его группы уже сложно назвать. Это был уже марш-бросок, когда бег сочетается с быстрой ходьбой. Рош первым перешёл на такой способ движения, справедливо рассудив, что в противном случае он растеряет всех оставшихся диверсантов.

Рош подбежал к росшему на небольшой опушке старому дубу и заскрежетал зубами, вспомнив про убитого радиста Семёнова. Рации у них больше нет. Значит, нужно немедленно переходить линию фронта.

– Отдыхаем десять минут. Кульчицкий, выставьте часового, – приказал лейтенант и опустился на землю. Только теперь он ощутил сильную усталость. Он достал флягу, открыл её и сделал несколько жадных глотков. Ему хотелось выпить ещё воды, но приходилось экономить. Кроме того, инструкторы не советовали во время бега много пить, а Рош всегда прислушивался к их рекомендациям. Однако, несмотря на недостаток воды, он всё-таки решил умыться. Он налил в ладонь правой руки немного прозрачной жидкости и осторожно протёр лицо. Потом он обтёр влажной рукой лоб и шею. Ему сразу же стало лучше.

Лейтенант убрал флягу и осмотрел свой отряд. Пятеро. С ним осталось пять солдат. За месяц в тылу русских он потерял всего четверых. Ещё двух солдат, включая и запасного радиста, ему пришлось отдать разведчику, который внедрялся к русским. В общем, Рош считал, что хорошо поработал в тыл противника. Пора возвращаться.

Солдаты тоже умылись, повеселели, стали вполголоса переговариваться. Автоматы они ни на минуту не выпускали из рук, всё время ожидая нового нападения.

«Жаль, что сейчас так глупо попали в засаду, – с досадой думал Рош. – Так всё хорошо шло, через три дня перешли бы линию фронта, а тут… Русским просто повезло. Напоролись мы на них. Очень жаль. Плохо, что рацию потеряли. Очень плохо. Шеф за это по головке не погладит. А обещанная награда? Ну и чёрт с ней. Главное, шальная русская пуля не попала, и живой остался».

Унтер-офицер Кульчицкий сел возле Роша, рассчитывая услышать новые приказания.

– Как вы просмотрели засаду русских? – укоризненно посмотрел лейтенант на своего заместителя.

Тот оправдываться не стал.

– Виноват, герр лейтенант. Люди устали…

Рош понимал: в том, что они попали в засаду, есть и его вина. В конце концов, это ведь он, лейтенант Рош, командир группы, а не унтер-офицер.

– Плохо, что рацию потеряли. Она досталась русским. Это очень плохо. Раненые есть?

– Нет, герр лейтенант, раненых нет.

– Хорошо. Теперь нужно думать о том, как выбираться отсюда. Кажется, мы сбились с нужного направления.

Лейтенант открыл планшет и достал из него карту. Кульчицкий подвинулся ближе к Рошу, внимательно наблюдая, как он водит карандашом по карте. Командир «бранденбуржцев» старался определить маршрут, по которому они могут быстро и безопасно перейти линию фронта.

– Пойдём вот сюда, – лейтенант показал Кульчицкому какую-то точку на карте. – Потом повернём к этой дороге. После неё дойдём к этому месту. Там перейдём линию фронта. Если, конечно, русские к тому времени не оставят свои позиции.

Унтер-офицер согласно кивал, запоминая маршрут. Он полностью доверял своему командиру и видел, что и сейчас он избрал самый лучший путь.

Лейтенант поднялся, за ним встал Кульчицкий. Солдаты тут же зашевелились, быстро поднялись, поправили форму. Тихо клацнуло оружие. Кульчицкий зло посмотрел на солдата, который допустил небрежность.

– Первым идёт Кульчицкий. Я – замыкающий. Вперёд! – приказал Рош.

Вскоре немецкие диверсанты скрылись за деревьями. На том месте, где они отдыхали, осталась только примятая трава. Больше никаких следов их пребывания там не было.

Далёкие звуки автоматных очередей разбудили старшего лейтенанта Никанорова почти перед самым рассветом. На лесной хутор, вернее, к хозяйству лесника они накануне вечером так и не попали, так как без проводника пришлось долго блуждать по лесу. Так что истребительный батальон ночевал на большой поляне, окружённой высокими деревьями. Хорошо, что у бойцов были с собой скатки, поэтому ночью никто не замёрз: помогли шинели и костры.

Никаноров сбросил с себя шинель, которую он перед сном взял у одного из бойцов, сел на пенёк. К нему тут же подбежал командир истребительного батальона Василий Бронский.

– Товарищ старший лейтенант, – голос Бронского звучал тревожно, – стреляют с той стороны, где группа Орлова.

– Слышу, – недовольно поморщился Никаноров.

Но тут выстрелы прекратились так же внезапно, как и начались. Наступила тишина. Лес замер, как бы выжидая, что же будет дальше. А дальше ничего не было: стрельба не возобновилась.

«Что там случилось? Кто стрелял? – думал Никаноров. – Неужели это Орлов? Мальчишка! Сам, наверное, погиб и людей погубил. Зачем я его отпустил? Что скажет начальство? Поддался на его уговоры».

К ним подошли комиссар истребительного батальона и начальник штаба. Они оживлённо переговаривались между собой, тоже обеспокоенные далёкими выстрелами. Комиссар, остановившись, вопросительно посмотрел на своего командира, а тот только пожал плечами, как бы говоря, что сам ничего ещё не знает.

Пару минут они стояли в безмолвии. Потом Никаноров, чувствуя, что пауза слишком затянулась и что ему, как командиру, следует что-то сказать, спросил у Бронского:

– Ваши мысли? Что предлагаете?